Ледяной бок банки колы лишь немного охлаждает горячую голову. Прикрыв глаза, Хибари слушает щелчки счетчика, пока доисторическая колонка отсчитывает полный бак. Солнце стоит в зените и золотит пустынные дороги Гаваны. Впереди еще несколько часов езды.

А прежде

То, что обычные люди могли бы охарактеризовать адом, только в случае с Хибари дьявол тоже он. Прежде, это восемь часов перелета и три часа ожидания в Мадриде, наполненных шумом травоядных, стадами снующих вокруг. Прежде, это какофония звуков, окружающая, давящая, отвратительная, ужас с которым Хибари умеет справляться одним единственным способом. Уничтожением.

– Я сломаю тебе руки, если ты не перестанешь.

Все это справедливо для Хибари Кеи десятилетней давности. Того ребенка, который умел преобразовывать все свои чувства в чистейшую ярость. Если тебе что-то доставляет дискомфорт – уничтожь это. Бонусом, получишь неподдельный страх окружающих, а следовательно и собственный покой, который нарушить посмеет только самоубийца.

Прям как

– Никакого радио в машине. Я предупреждал.

Хибари Кёя десятилетней давности уничтожил бы всю захолустную заправку, увидь только эту довольную морду сидящую на пассажирском сидении.
И уничтожил бы весь остров, если был увидел, как собственными руками вплетается в отросшие волосы запрокидывая голову чтобы поцеловать.

Хибари Кёя десятилетней давности не знал, что внутренних демонов можно кормить и так.

Они странный союз. Уничтожительный, это верно. Особенно, когда Мукуро начал больше походить на живого человека, а не на законсервированный труп. Возможно, Десятый до сих пор думает, что никто не догадывается, каждое заграничное задание мотивировано в большей степени тем, чтобы они не уничтожали особняк семьи. Возможно, он даже не понимает, что Сам Хибари только рад такой возможности, просидев двадцать лет безвылазно в Намимори, он с удивлением обнаруживает, что на чужой территории тоже может быть интересно.

Облаку, нужно свободное небо, облаку нужен весь мир.

Машина тихо мурчит, когда он заводит мотор. Хибари усмехается, а он явно недооценил это розовое недоразумение, что приобрел ананасоголовый. Мягко трогается с места, выезжая на трассу.

Это до ужаса напоминает романтическое путешествие разделенное на двоих. Хибари, скрипя сердцем, соглашается на это сравнение.

(не считая двух раненых хранителей оставленных в Италии, и несколько убитых подчиненных Вонголы. Мелкие сошки, неспособные защитить даже самих себя, но между тем)

Мукуро все таки включает радио. Мысли про романтику сливаются под звуки кубинских напевов. Самое стабильное, что существует в жизни Хибари, это умение иллюзиониста вывести его с полпинка. Каким-то внутренним чувством, которое похоже на интуицию самоубийцы, тот находит все новые и новые ниточки в душе Кеи, которые нужно дернуть, превращая собранного Хибари, уверенного что он обуздал всех своих демонов Хибари, вновь в пятнадцатилетнего подростка, готового загрызть любого, кто встанет у него на пути.

Поправка. Загрызть, только одного.

– Если так хочешь послушать музыку, я готов предоставить тебе такую возможность. Выкинув из машины. Вместе с магнитолой.

На пальце Хибари только одно кольцо - отливающее синим кольцо хранителя Вонголы. Но и без лишних атрибутов, он давно смирился с мыслью, что Мукуро, его судьба на долгие года вперед. Наказание, за каждого демона, которого он кормил держа в страхе Намимори.

Скучно? Для этого в машине есть по меньшей мере один иллюзионист, который

Который спит.

Хибари, заинтересованный молчанием спутника поворачивает голову, чтобы увидеть как Мукуро бессовестно сопит, откинув голову на спинку кресла, оставляя открытой беззащитную шею. Вызывающе. Хибари отводит взгляд, внутренне проклиная иллюзиониста хотя бы за факт того, что это зрелище пробуждает в нем жажду. Но больше не крови.

Дело, конечно, еще и в том, что Мукуро пропадал не меньше месяца, оставаясь голосом на том конце трубки сотового. Хибари же, как человек который ранее не умел привязываться к людям и не понимал саму концепцию чувства тоски по кому либо… Хибари просто в ярости, когда в моменты долгой разлуки понимает, что внутри все тянет в беспокойстве и смятении. Отвратительные чувства слабых травоядных. Хибари в ярости, и поэтому после разлуки каждый раз нападает на Мукуро в желании не то уничтожить, стереть, избавиться от этого чувства навсегда, или поглотить его, чтобы тот не смел исчезать на такой срок.

Сейчас он, пожалуй, ближе ко второй фазе.

Сейчас, когда голова иллюзиониста опускается ему на плечо. Когда солнце гуляет по его бледной коже

(На Кубе солнце не такое жесткое как в Италии, и если он завтра проснется с ожогами, Хибари только посмеется.)

Машина трогается с места. Кея поправляет воротник рубашки, чуть ослабляя пуговицы у горла. Иллюзионист, укрытый его пиджаком даже не просыпается.

Глупец. Разве можно быть таким беззаботным?

— Давай остановимся

Хибари шумно выдыхает, смотрит упорно только вперед. Он ненавидит как выглядит Мукуро после сна. Ненавидит, потому что хочется вцепиться в него, такого мягкого и беззащитного, поверить в иллюзию, того что у тебя в руках не один из страшнейших людей в мафии.

(потому что если он поверит, то остановиться уже не сможет)

– Дальше по дороге должна быть заправка с закусочной.

Мышцы отзываются болью, когда он потягиваясь выходит из машины. Накидывает не плечи возвращенный пиджак, на плечах ощущая привычную тяжесть запрятанных Тонфу.

Меню закусочной традиционно отвратительное. За пределами Японии Хибари скучает по традиционной кухни, и каждый раз надеется найти хотя бы отдаленно приличные суши, а не то недоразумение, что подается в любой стране мира. Пока остается довольствоваться сэндвичем с ветчиной и кружкой кофе. Хибари душу продал бы за чай. Не свою, конечно.

– Эй, Ананас, – компания привлекает внимание Кеи сразу. Потому что они шумные. Шумные люди, как любит выражаться то животное из Варии – мусор, и это единственное с чем Хибари согласен. Он уже собрался снизить фоновый шум до испуганного шепота, когда видит на открытом запястье одного из них характерную вязь татуировки. Куба, оказывается, такой маленький остров. Почти как япония.

Хибари поднимается, поправляя пиджак. Ладонью проводит по плечу иллюзиониста, немой жест не вставай. Тут дел на пять минут. Опять же, Хибари очень плох в переговорах, он умеет только подготовить мясо для дальнейшей обработки. Тонфу уютно ложится в ладонь. Пятеро.

– Оставлю тебе одного. А то на нашем путеводителе не отмечено место их базы.

На дорогой ткани алеет одинокая капля крови. Хибари вздыхает, разглядывая себя в зеркале туалета закусочной, он не планировал портить вещи, потому что очевидно ничего приличного в этой стране купить не сможет. Ладно, вроде бы с возрастом, Мукуро оставил свои странные кофты и перешёл на более классический гардероб, поэтому Хибари может взять что-нибудь из его багажа.

– У нас впереди ещё много веселья.

И несколько часов дороги. Как же удачно им попались эти ничтожества, у него уже начинали болеть плечи. Небольшая разминка с тонфу возвращает бодрости на несколько часов в пути. Он потягивается, поводя головой, готовясь к последнему рывку на сегодня, прежде чем сесть за руль.

– Да. Ночь в дороге, – Хибари проглатывает "не потяну". На самом деле это не проблема если захотеть. Он и с переломанными ногами может пройти такое расстояние, но сейчас в этом нет необходимости. От того, как быстро они совершат свою вендетту не зависит то, как быстро Хром и Ламбо поднимутся на ноги. Это всего лишь акт наказания, чтобы прочие семьи не вздумали лезть в их дела. Поэтому, Хибари не планирует отказываться от возможности вздремнуть. Желательно, не на сидении автомобиля.

Он только чуть склоняет голову к касанию губ и не скрывает удовольствия на лице, когда Мукуро взъерошивает волосы. От прикосновения, вниз по позвоночнику расползаются мурашки удовольствия, а в голове становится хорошо и свободно от сковывающего мышцы напряжения.

Они останавливаются у мотеля уже глубокой ночью. Приятная прохлада вечера сменяется на пронизывающий влажный ветер с моря, но никто из них не поднимает крышу до последнего. Кея только украдкой смотрит, как Мукуро подставляет лицо этому ветру, и его хвост, иногда, пытается лезть ему в глаза. Хибари ворчит, больше для виду, сдувая пряди с лица и угрожая что или обстрижет или научится заплетать косы. Что звучит одинаково страшно.

Прелесть мотелей, что вместо комнаты в бесконечном коридоре они получают номер с выходом на улицу, почти в конце большой вереницы дверей и окон. Престарелый кубинец вручает Хибари ключи и пристально разглядывает их пару. Наверное думает, мафия или парочка. Страшно подумать, что хуже. Особенно после того, как он добавляет сверху суммы за отдельный от соседей номер, и перехватывает маслянистый взгляд старика.

Нет, отсутствие соседей совсем не для того. Как бы не хотелось. Но если за стеной будет шум телевизора или еще хуже чужие голоса, то лишних жертв не избежать. А Кея не хочет чтобы его отдыху что-то мешало.

В номере, как и везде на кубе похоже, пахнет влажным жаром и морем. Окна они распахивают сразу же, и помещение наполняется звуками ночных насекомых, умиротворяющая колыбельная для Хибари, который в отрыве от своего зверинца чувствует себя неспокойно.

Но

Он скидывает обувь и разве что успевает растегнуть манжеты, это все, на что хватает сил, прежде чем Хибари утыкается носом в загривок Мукуро, вдыхая его.

– Молчи, – они падают вместе на кровать, которая страдальчески стонет от веса двух людей. Хибари сжимает руки крепче, прижимает иллюзиониста к себе. Запоздало накатывает и долгая разлука и навязчивые мысли о семье (как ни говори, Хром тоже часть их своеобразного альянса и беспокойство Мукуро перебрасывается на него) и усталость от пути. Хибари тихо рычит, выплескивая собственное недовольство и шумно дышит планируя уснуть именно так. Только

– Как они там?

Хибари просыпается еще от первого движения рядом. Но не открывает глаза, чувствуя как прогибается кровать и тихие, сквозь дрему, шаги удаляются в дешевую. Решает, можно поспать еще, самый сладкий сон он перед долгой дорогой.

Второй, щелчок входной двери. Иллюзионист отправляется видимо на разведку, а Хибари с неудовольствием понимает, что сон ускользнул от него как и Мукуро. Пока тот ходит где-то вне, Кея не может поймать то состояние умиротворения, что было с ним под шум воды в душевой. Ну и понадобилось ему с утра пораньше

Он ещё некоторое время вертится с боку на другой, пытаясь доспать утерянное, но ему уже не пятнадцать, когда Хибари мог в любой момент времени пригреться на школьной крыше чтобы подремать. С тех пор у него осталось только ощущение вседозволенности своей силы, но никак не беззаботное протирание штанов в кабинете дисциплинарного комитета. Кея вздыхает, потягивается и берет с тумбочки телефон, за неимением других дел.

На экране высвечивает одно непрочитанное сообщение от Зверька, что все раненные в стабильном состоянии и вопрос не все ли население уничтожил "Хибари-сан". Кея отвечает прежде, чем понимает, что в его руках телефон Мукуро. Пароль набрал по привычке, если не срабатывает его Хибари уже привык набирать второй единственный в его голове. Он усмехается, не обратил внимание что на заставке нет фотографии Хиберда (вообще-то Хиберда и макушки Рокудо, на которой тот уснул, но неважно).

Мукуро возвращается не скоро, но Хибари смиряет свой строгий взор, когда видит у него поднос с едой. Поесть, действительно не помешает. Тем более пахнет не плохо. Хибари поднимается с кровати босиком следуя к столику.

Национальный завтрак, говорит Мукуро.

Национальный гастрит, думает Хибари.

За такой вкус, это заслуженно. Бекон похрустывает во рту, идеально, как Хибари и любит, а овощи кажутся свежими, не те трупы, что были в сендвиче на заправке. Мукуро рядом, поглощает сахар в запрещенных количествах. Кея уже не морщится как раньше, он привык что утром иллюзионист на вкус – приторный кофе. Он забирает один кусочек банана и морщится, ну что за мания у этих гайдзинов пожарить все, что можно съесть? Хуже только китайцы, которые жарят и то, что есть не нужно.

– Нам положен отпуск, – Хибари провожает взглядом тонкие пальцы иллюзиониста, аккуратно подхватывающие кусочек банана и отправляющие

Кея отворачивается, поднимается из-за стола. Пора выдвигаться.

Волосы ещё влажные после душа, когда Хибари садится в машину проверяя бензин и воду. Чем дальше от центра, тем меньше цивилизации они встречают. Вряд ли машина будет двигаться на воображаемом топливе из трезубца Мукуро. Хибари усмехается от того, как отвратительно пошло это звучит и поворачивается к пассажиру, который возвращается оплатив остаток за номер. С виду Рокудо можно принять за обычного туриста, не хватает только полосок крема от загара. Эта мысль наталкивает его на другую, на иллюзиониста развалившегося на татами в юкате Кеи, но это видение такое старое, где у Мукуро ещё короткий хвост, который он подбирал на свой дурацкий манер.

– И отпуск в Намимори нам положен тоже, – бормочет он, заводя машину. Куба, Италия, любая страна мира это не плохо, совсем не плохо. Но даже блуждающее облако скучает по родному дому.