Когда корабль входит в воды Иназумы, первое что видит Шестой предвестник – гроза. Молнии нещадно разрывают небеса, окрашивают воды беснующим пурпуром. Скарамуш делает вздох, и чувствует, как его грудь наполняется чистой энергией Электро.

(Это его ярость, его боль, его родная кровь)

Агенты как крысы прячутся в трюмах, один корабль они теряют, но не от молнии, его захлестывает волна и утаскивает на дно. Плевать. Все важное оборудование на ведущем флагмане, прочие, рабочая сила. Людишки. Если понадобится, пришлют еще. Пусть кричат и умоляют, в местных водах им не прожить и минуты. Скарамуш улыбается, наслаждаясь музыкой предсмертных хрипов. Воды наполненные электро сжигают людей заживо.

Он предвкушает.

Он ненавидит земли Иназумы. Он ненавидит самого себя и свое несуществующее сердце сжимающее грудь в бесплодной тоске. Иназума ему не просто дом, здесь живет его сердце. Здесь живет та

Здесь лишь марионетка.

(Хотя конечно, ее ведь никто не бросал в одиночестве, не разочаровался в ее силе, ее важности, не выбрасывал как неудавшийся эксперимент)

Прошло несколько веков, а Скарамуш по прежнему чувствует в себе потребность знать ответ. За что. Зачем. Почему.

За что, ты оставила меня там.

Зачем создала таким.

Почему, почему ты меня не уничтожила?

Он приходит к горе Ёго, приходит к сердцу Иназумы, издали наблюдая за дворцом, полагающимся ему, за крылатой статуе у подножья. Безумие смотрит на него с каменных глаз. Но среди вечно цветущих сакур ему не встречаются девять лисьих хвостов, а про сёгуна все говорят шепотом и с почтением. Не будь он так зол, то возможно, даже ощутил гордость.

(он и ощущает, от это становится только хуже, оставь она его рядом, Куникудзуши стал бы достойным наследником и последователем)

Но она, конечно, выбрала другую.

Люди молятся марионетке с лицом своего архонта. Или это лицо ее сестры, имя которой болью разливается у него в груди? Он, ее слабость, марионетка ее сила. Какой несправедливый обмен.

И в самом деле, он в этом месте вновь не нужен. С заводом могут справиться и обычные рядовые ученые, пусть в голове Скарамуша осталось чуть больше знаний от Доктора, использовать их ему почти не приходится. В основном, потому что фатуи достаточно боятся его гнева, чтобы не накосячить лишний раз, поэтому глаза порчи начинают штамповать спустя несколько месяцев. Здесь, на земле пропитанной кровью Оробаси, так близко к горну, сырья для них предостаточно. Конечно, будь у Шестого желание, он мог бы слегка углубиться и улучить материал, улучшить настолько, чтобы те глаза порчи, что создавал Доктор для Предвестников, оказались бы бесполезными камушками.

(И быть может, помогали поддерживать чужие порождения бездны успешнее, чем нынешние)

У Скармуша нет на это желания. Нет на это мотивации. Его устраивает и та побрякушка, спрятанная на месте сердца. Все равно, ее скоро заменит то, что должно принадлежать ему по праву.

Его план.

Его план это маленькая лодка, беспрепятственно скользящая по водной глади, ведь не будут же молнии убивать своего создателя? Его план, это беснующаяся в собственной клетке энергия старой ненависти и стихии электро. На Сэрай дышится даже легче, весь этот остров словно создан для решающего акта, вот она сцена воссоединения: создателя и творения, или же двух сиблингов, ему это не важно.

(Ему не нужна марионетка, он желает видеть глаза той, что не дала ему даже шанса. Ему важно услышать ее слова)

Скарамуш смеется, напитывая последнюю волю громовой птицы собственными силами, отравляя ее собственной порчей, весь он пропитан ей, духом бездны и ненавистью мертвых богов. Он слышал, что нынче в Иназуме любят фейверки и надеется, что Великая Сегун разделяет эти чувства.

Ведь он собирается устроить для нее последнее шоу.