гостевая правила занятые роли нужные

reflective

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » reflective » фандом » кома;


кома;

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

https://forumupload.ru/uploads/001b/cb/74/88/203127.jpg

+3

2

[indent] «нет-»

Сквозь иссушенные губы воздух проходит с болезненным свистом; кожа обтягивает кости, трескается и расцветает багрово-серыми пятнами. Дрожащими пальцами, дрожащим голосом - Эдвард укрывает истончающееся тело, будто щитом, только чтобы не. Только чтобы не смотрели десятки глаз с первозданным ужасом, с режущей сердце неизбежностью - отвернитесь, отойдите, не прикасайтесь взглядами, не-

[indent] «отпусти»

Ужас, отражённый от стекленеющих глаз, таких же - золотых - возвращается сторицей, будто в них он впитал всё то, что копилось так долго. Будто до этого - не было, а сейчас - двукратно, троекратно, помноженный на две тысячи - Эдвард сжимает веки. В темноте не видно, в темноте кажется - всё пройдет, стоит только сморгнуть этот кошмар, это всё - ненастоящее, это всё - неправда.

- ОТПУСТИ!

Агония окутывает его кольцом чужих рук, оттаскивающих всё дальше и дальше. Шепотом на ухо - будто в бездонный колодец без выхода, в глубине которого - он сам. Он смотрит на мир, в котором собственное имя - что неподъемный камень на шее; на мир, застланный размытой пеленой соленой влаги; сквозь застывшие во времени глаза брата он смотрит на мир, в котором остался совершенно

один.

От отчаянных криков, растерзывающих глотку - скрываются взгляды, а свой собственный - не может удержаться, не может зацепиться; дыхание сбивается, спотыкается, разрывается напополам от царапающих ногтей - чужие руки держат крепче стальных оков. Сознание уплывает все дальше и дальше, медленно, неотвратимо - чем сильнее пульсирующая боль в голове, чем больше кровоточащая рана в сердце.

Эдварду кажется - он умирает.
Эдварду кажется - он уже умер.
Эдварду кажется - лучше бы он, чем-

Это - справедливый конец твоей истории, неугомонный мальчишка. Равноценная плата, великая награда в конце долгого путешествия. Заслуженный плевок в лицо для маленького человека, подлетевшего к солнцу на восковых крыльях. Это - твоя Истина.

Под беззубый оскал белоснежной тени мир погружается во тьму.

Эдвард приходит в себя резко, едва не ударяясь лбом о стекло поезда. Проходящий мимо пассажир наскоро извиняется перед дамой, чей локоть по случайности задел - и под их вежливые улыбки друг другу он пытается научиться дышать. Прячет в сгибе локтя испарину и непрошенную влагу из глаз - кошмары не снились ему уже несколько месяцев, пусть и забыть о них он не сможет никогда.

— Братик, что с тобой?

Любопытная малышка дёргает за рукав, врастает в чёрно-белый мир цветущей зеленью глаз. Эдвард моргает, теряясь - не умел он никогда разговаривать с детьми, особенно с теми, которым не нужно повода завести разговор. Забылся - запутался - разбился в крошево - разве ответишь такое ребенку, чья душа не познала самых темных граней этих многозначительных слов? Эд мог бы назвать ещё дюжину таких, а может и две, только из тех, что прочувствовал на собственной шкуре в свои восемнадцать. Поэтому - молчит, лишь криво улыбаясь в ответ.

И сразу - встаёт и уходит в прохладный тамбур.

В Аместрисе, кажется, ничего не изменилось. Полтора года - слишком маленький срок для страны с таким количеством проблем. Эдвард не понимает, и не понимал никогда в политике, в военном деле, да и в целом, кажется - ни в чём и ничерта. Для него это все - колокольный перезвон в пустой голове; для цепного пса армии, никогда не лающего по команде. Оказавшись на пустой площадке между вагонами - выдыхает спокойно, и спиной прислоняется к холодной стене. За все это время одиночество стало его лучшим другом, а может - единственным. Лишь в полной тишине Эд может слышать стук собственного сердца, не позволяющий забыть, что он все еще существует.

Полтора года -
слишком маленький срок для него, чтобы успеть отвыкнуть от этой шумной страны.

В Ксинге все - другое. Люди тихие и спокойные, в подкорку не лезут с порога, а если получат отпор единожды - понимают с первого раза. Аместрис - что осиный рой, готовый быть растревоженным в любое мгновение. Стереть бесконечную войну из истории этой страны - все равно, что вырвать его сердце голыми руками.

Невозможно.
И здесь тебе самое место, Эдвард.

Он не торопится. Пассажиры, спешно покидающие поезд, огибают застывшего на перроне Элрика, провожая заинтересованными или недовольными взглядами - будто каждому из них хочется знать, отчего же он не торопится домой. Отчего же он все стоит, пялится в безоблачное небо, будто поезд привез его не туда, где он ожидал оказаться. А у Эда душа - решето от тысячи выстрелов в упор, от взгляда черных глаз сквозь толпу, на которые наткнулся - сразу, едва ступил на твердый камень. Не могли же они не знать, верно? Не могли же они оставить его без внимания. Не могли же они просто сделать вид, что-

От яркости неба глаза слезятся. Теперь, если что, скажет - не слезы, просто засмотрелся. Чего пристал, не твое это дело. Так по-ребячески, буднично, будто не пропадал, никому не сказав. Будто уехал - и тут же вернулся, передумав. Будто не читают его эти глаза, что раскрытую книгу.

Даже если на страницах - совершенно пусто.

Эдвард останавливается в шаге от Роя Мустанга, мысленно благодаря его за то, что он пришел сам. Ведь на его месте могла быть огромная улыбающаяся толпа с глазами, полными слёз - то, чего Эд не смог бы выдержать.
Ему хочется думать, что полковник всё понимает.

Ему кажется - так оно и есть.

+6

3

В его памяти Стальной остается дерзким мальчишкой. Они ссорятся, обычная форма их взаимодействия на протяжении всего знакомства, огонь и металл имеют однобокую реакцию, которую Рой принял и осознал. Они ссорятся и тот самый мальчишка в знакомом красном плаще, ты напялил его специально, чтобы не промахнулись?, исчезает с растворяющейся в воздухе трансмутацией

Человеку, которого он видит на перроне примерно тысячу лет как не 16

Мустангу не нужно задавать вопросы. В основном, потому что адресат не должен знать о том, что его местоположения остается тайной только на короткий период времени. Пока Рою не возвращают глаза.
Физически и фигурально. Вторые, куда нужнее.

Хоукай хмури брови, выглядит строго, скрывая за этой маской вину и страх, говорит что ушел, сбежал как обычно. Пламенный не спорит, за этими словами все читают попытку скрыть отклонение от нормы. Как обычно, плюс минус с погрешностью на две свежие могилы в Ризенбурге. С такими показателями прогнозировать протекание реакции невозможно, от полного провала до уникального финала.

Мальчишка зря вернулся.

Его ничего не держит в Аместрисе. Это не его мечты, возглавлять, управлять, исправлять. Его мечты отчаянные, но чистые, большую часть их знакомства, Мустанг по хорошему завидует братьям. Желать спасти брата, конкретный финал, узкие рамки исполнения. И пусть для этого требуется совершить невозможное, результат он понятен и знаком.
Разрушительный финал. Если бы Рой верил в Бога, он подумал бы, что вся земля их государства пропитана его проклятием. Ах да.

Будь он на месте Стального, то никогда бы не вернулся.

Аместрис не изменился ни на йоту. Алхимики не всесильны, и Рой знает это теперь чуть лучше, чем что-либо на этом свете, и нет такой силы, что способна изменить многовековые устои выращиваемые на этой земле. Он изначально был готов к тому, буквально с момента, как увидел разорванные взрывом тела мирных жителей Ишвара, или когда видел как вытекают глаза у объятого пламенем еще живого трупа. Но с каждой открытой тайной, запретной частицей истории их страны, он вновь и вновь убеждался в собственной наивности. Когда-то, Рой считал, что свержения одного фюрера будет достаточно, теперь, иногда он задумывался что сжечь Аместрис дотла и того будет мало, чтобы очистить все те ошибки, что они совершили.
Пламя его способ решение вопросов и достижения цели. В бурной молодости, ему виделся в этом символ возрождающегося из пепла феникса, но тот оказался только мифическим существом, а в реальности пламя уничтожает безвозвратно.

Созидание не стезя Пламенного.

Он не может соединить ладони и восполнить в разбитом человеке утраченные части. Стальной не просто разбит, у него оторвали что-то важнее руки и ноги, нет таких врат, за которыми можно было бы найти необходимое. Умирают люди раз и навсегда, смерть и рождение единственные кому позволено безнаказанно нарушить закон равноценного обмена.
Его кандидатура для общения – худшее что можно было выбрать, и лучшее из имеющегося. По крайней мере, он не бросится ему на шею в попытке навесить собственное чувство горя. Пусть, от такой картины, мальчишка возможно бы и улыбнулся хоть раз.

– Так и знал, что автоброня добавляла тебе лишние пару сантиметров роста.

По справедливости, Стальной и правда вытянулся, причина этого очевидна и пугающа. Но в самом деле, как бы болезненно это не звучало, он наконец-то живет собственную жизнь. Никто не говорил, что это бывает приятно.

Хочется развернуть мальчишку обратно к поезду, пока створки не закрылись и впихнуть его в вагон, запретив возвращаться. Крета, Аэруго, Драхма, не важно куда.
Остаться в вагоне и забыть про страну за спиной – хочется не меньше.

Рой чувствует что его мечта о рассвете Аместриса еще дальше, чем старые планы по получению философского камня. В этот обмен он вложил все имеющиеся ресурсы. И один незапланированный, с потухшими золотыми глазами.

И если бы у него еще оставалась совесть, она наверняка бы напомнила, что ощущать радость при виде Стального (того, что от него осталось, конечно же) совершенно по скотски.

Генерал (но все же больше полковник) протягивает руку в гражданском рукопожатии, сжимая живую и теплую ладонь, в противовес тяжелой автоброни. Впервые в жизни он видит Стального настолько целым. И настолько разбитым.

– С возвращением.

В ад.

+5

4

Приятно осознавать, что хоть что-то в их отношениях не изменилось - Эд сжимает пальцы в кулак и едва дёргается в попытке остановить его полет до этой довольной рожи. Шутки шутит, вы только гляньте.

Мальчишка лишь зубами скрипит и бормочет что-то себе под нос - возможно, выплеснуть эмоции в хорошей драке ему и не помешает, вот только эмоции эти - только его. И их он трепетно хранит, пусть и причиняют ему адскую боль. С этой болью сейчас расстаться - признать поражение в этой войне, которую сам себе и придумал.

Эдвард Элрик не знает, что это - жить без войны;
Эдвард Элрик жить в мире - не может.

— А ты всё такой же придурок.

Он всегда так - на каждую подколку полковника только и мог, что разозлиться совершенно по-детски, в самодовольное лицо выплюнуть "сам дурак", развернуться и уйти, гневно топая тяжёлыми ботинками. А куда идти теперь -

Некуда, - в его черных глазах отражается, - здесь - твое единственное пристанище.

Здесь тебе самое место.

Рука его - теплая, Эдвард чувствует это даже сквозь две перчатки. В голове вдруг мелькает, - он ведь впервые касается так, живой рукой. Той самой, которая-

Отдергивает слишком резко, слишком подозрительно, для него сейчас все это - слишком, а в золотых глазах - страх быть раскрытым, страх увидеть в ответ - жалость. Видеть его таким наверняка странно, непривычно, больно. Мальчишка на свою слабость лишь плечами передёргивает, обходит по дуге своего единственного встречающего, и идёт к выходу с платформы. Встречающему стать провожающим - всего делов то, на долю секунды, но шаги позади - не мерещатся, и никуда не исчезают, словно эхо от своих собственных.

Эдвард Элрик так отчаянно хочет остаться в одиночестве,
[indent] что дыхание чужое в затылок - оглушает.

— Не знаешь, у кого можно снять квартиру? Поближе к библиотеке.

Он говорит куда-то в толпу, точно зная - будет услышан. И тут же кусает себя за язык - слишком длинный, черт бы его побрал. Про библиотеку говорить никому не собирался, как и про свои исследования, которыми сейчас - забита вся голова. Они не поймут. Они будут смотреть с болью, со снисходительной жалостью, со слезами на глазах; они будут смотреть так, что Эдварду захочется выгрызть из себя сердце собственными зубами.

Взглядом косится в сторону - Рой Мустанг никогда не будет смотреть так. С осуждением или злостью, но с жалостью - никогда. Может быть, именно поэтому и приехал за ним сам.

А со злостью и осуждением столкнуться - ну, ему не привыкать.

Воздух Аместриса будто бы более спертый, а в Ксинге дышалось так легко, так свободно. Эдвард успел несколько раз пожалеть о том, что вернулся, и столько же раз - отчитать себя за такие мысли. Ему вернуться сюда - необходимость, острая нужда, судьба - как ни назовешь - все одно. Черный автомобиль припаркован прямо перед входом на вокзал - полковник преимуществами своего статуса пользуется без зазрения совести, и Эдвард уже готов его за это уважать. Скажи ему такое года три назад, он бы-

Эдвард останавливается напротив, замирает, словно секунду назад - жил, а сейчас вдруг - умер. В этот автомобиль сесть - отмотать время назад, упасть в бездонную пропасть. Заднее сидение такое крохотное, с трудом представишь, как на нем умещался огромный доспех, а ему одному теперь - слишком много места.

В нем самом теперь - слишком много места.

Стоя у пустого авто с вытянутой к дверце рукой Эдвард Элрик чувствует, как тисками сжимается сердце.

+1

5

Мы это уже проходили.

Мустанг смотрит в спину Стального с примесью возмущения и недоверия.
Возмущение – ты думаешь, что я уже забыл. С недоверием – ты думаешь, что я когда-нибудь смогу это забыть?

Раньше он думал, присматривать за Элриками, это его способ искупить грехи.
Оказалось, привести их в армию был самый страшный его грех.

Наказание – знать, как загораются азартом золотые глаза и видеть, что света в них больше не осталось. Наказание – он так и не увидел младшего без доспеха. Остальные говорят, что это его дурная удача. Смотреть там было уже не на что. Рой верит на слово и благодарит, что никому не пришло в голову сделать записи. Хотя, подумать только. Первый кто вернулся из-за врат после столь долгого срока. Но все, кто был причастен, возможно сходятся на одной мысли.

Никто не хочет, чтобы подобные записи когда-нибудь в будущем стали полезны.
Никто не сомневается, будут, люди такие создания, они будут нарушать законы, не зная что ждет их на той стороне.

Стальной прямое тому доказательство.

Пусть майор Армстронг и позволяет себе обмануться – В Ксинге люди умеют приводить голову в норму, а новые места позволяют забыться…
Бесхозные часы бывшего Стального алхимика прямое доказательство тому, насколько ошибочны подобные мысли. Они же, молчаливый укор для самого Мустанга. Помни. Помни, что ты мог просто уйти из той деревни и сказать что все действующие лица погибли в страшном эксперименте.

Мустанг знает Элрика немного иначе. Они не видели того, сломанного, но упертого на инвалидной коляске. Они закрывают свои глаза в жалости к детям вынужденным рано повзрослеть, в сочувствии к мальчику потерявшему всю семью.

Он Элрика не жалеет, и не сочувствует. Для этого есть целая свора друзей, которых он не видит сейчас рядом с ним.
Пламенный, здесь, чтобы сдержать ту силу, что двигает мальчишку воплощать безумные идеи, идти против самого себя.

Это его прегрешение.

– По уставу, мне положено новое жилье, ты может не заметил, но Генералу не пристало жить в съемном. Там много бесхозного пространства и свободных комнат.

Раньше, Рой слишком часто передавал обязанности по присмотру за братьями другим людям. Библиотеки, там тоже участвовали.
Элрик, повзрослевший на несколько лет не вписывающихся в прошедшее с их последней встречи время, возле машины, снова потерянный ребенок.

Я не могу отвести тебя к Рокбеллам, не могу подсказать адресс доктора Марко, ни механики, ни врачи, ни алхимики не подскажут тебе где искать то, что ты хочешь получить.

– Не стой столбом, Ст… Эдвард, – Рой сам удивляется звукам имени мальчишки. Оно ложится непривычным вкусом, – или за время в Ксинге отвык от благ цивилизаций? – Он легонько подталкивает Элрика в спину, обходя автомобиль, чтобы сесть за руль.

По крайней мере, я могу отвезти тебя домой.

Если ему придется стать надсмотрщиком, Мустанг думает, что уже не боится подобных ярлыков. Хоть тюремщиком. Он запрет Элрика вместе с собой,  отрезая все пути отступления. Ему, уже, в этой жизни не страшно ничего. Он потерял все, и немного самого себя. И почти потерял… Практически полностью.

Молчание в машине – совсем не комфортное. Напоминание, пустое место позади. Все что получается, объехать центр за несколько кварталов. Новое жилье, это не прерогатива положения, это собственный побег. Подальше от казарм, и немного напоминания про все, что совершалось. Полковник, да, Генерал, по первости еще тлел остатками углей, пытался восстановить, все, что было уничтожено и извращено прошлой властью.

Не сразу понял, одним людям – уничтожение, другим – созидание. Он свою роль сыграл. Эдвард, свою роль сыграл. Это, практически была пенсия. Почему мальчишка не хотел использовать свой заслуженный отдых?

Машина останавливается перед одним из подобных множества клонов одинаковых зданий на улице. Рой глушит мотор, и поворачиваясь заставляет себя посмотреть в глаза мальчишки, почти как раньше.

– Я могу сделать вид, что не понял, про твой план, как раньше, а ты сделать вид, что поверил. Но я бросил играть в эти игры. Надеялся, что ты тоже.

Отредактировано Roy Mustang (06.05.2023 20:44:36)

+3

6

Он говорит - Эдвард - и к горлу подступает ком. Непривычно, непрошенно, слишком много всяких не-, остановиться стоит не ледяной статуей у закрытой двери, а у порога собственного бессилия - сложить оружие, сдаться, смириться с полнейшим крахом. Чтоб оно все катилось в

Он хотел бы сказать, что отрыв от цивилизации - как раз таки здесь, в эпицентре всех человеческих бед, но - молчит. Открывает дверь, запрещая себе думать, и залезает внутрь.

На переднее.

Черный чемодан зажимает между коленями - ничего важного там нет, лишь пара рубашек и брюк, и тетради, исписанные неровным, но уже уверенным почерком. Правую руку продолжает тренировать каждый день, и пишет всегда - только ею, пусть и порой приходится вчитываться. В конце концов, свои записи он всегда поймет, а чужим заглядывать в них не пристало. Не их это дело.

Это дело - ничьё, только его и-

Стоя на свежем воздухе перед закрытой дверью в кирпичный дом Эдвард Элрик понимает, что всю дорогу почти не дышал. Аместрис высосал из него все силы разом, вот так вот просто, будто и не было его мучительной реабилитации, будто не учился он ограждать свой разум от пагубных мыслей, будто не вылечил - хотя бы немного - разодранную в клочья душу. Эта страна - что огромный ненасытный зверь, прорастающий в сердца людей ядовитой опухолью, и мучительно убивающий в них все, что могло быть живым. Эта страна навалилась сверху, словно многотонный камень, сводя все усилия к нулю.

А были они вообще - усилия?
Или вся твоя жизнь - затянувшийся самообман?

Нет, - Эдварду кажется, это - агония.

Стальные ножки чемодана встают на серый асфальт.

— Генерал, значит.

Жизнь не стоит на месте, да? У всех вокруг, кроме тебя. Эдвард считает окна, снизу - вверх, слева - направо. Уговаривает себя, что сбился, и начинает заново. На полпути прерывается - оглядывает своего провожатого ( надсмотрщика ), и снова - один, два, три-

— По мне так все тот же полковник.

Так ведь проще, правда? Так ведь будто бы и не один замер в абсолютном стазисе, в невозможности пойти назад и нежелании идти вперёд. Только бы не один.

Счёт сбивается на девятом.
Рой Мустанг, кажется, уже начинает делать вид, что ничего не понял.
Эдварду хочется сбежать.

Он сбегает почти сразу, даже не распаковав чемодан. Сбегает надолго, просиживает часы в самых безлюдных углах библиотеки, выписывая лихорадочно все, что может хоть как-то быть связано с. Знакомые лица огибает по большой дуге, не желая вступать в контакт, пусть и знают они - наверняка - а может и видят его каждый день, но так же как он сам - по дуге напротив. Эдвард, быть может, даже благодарен. Всем, кто знает его - за то, что молчат.

Рою Мустангу - за то, что все ещё делает вид.

Он встречается с ним в его же квартире - преступно редко, а взглядом - ещё реже. В выделенной ему комнате только спит, когда не настигает бессонница. Чаще - взглядом в стену, в расползающийся едва заметными трещинами в потолок. В тихую ночную улицу, в соседний дом, считая выбитые в стене окна, пока не ударит в глаза яркое солнце. Полковник ( все ещё не Генерал, пошел к чёрту ) вопросов не задаёт, заботой не допекает, в душу не лезет - и за это Эдвард благодарен вдвойне. Рой Мустанг просто существует рядом - и Эдвард вроде бы не один. И все еще

— Это острый суп из Ксинга. Будешь?

Вот так вот просто. Готовлю, чтобы рука не забывала, - ложится на язык заготовленный ответ на возможный вопрос. Не благодарность это, ничего подобного. Можно подумать, полковник не в состоянии себя сам покормить.

Можно подумать, Эдвард не знал, что сегодня он явится домой раньше обычного.

Сегодня - большой день для всей страны. В этот день два года назад люди Аместриса были спасены от чудовищной катастрофы, на которую их обрёк призрак древней цивилизации. Сегодня - день радости избавления, день вознесенных молитв и счастливых рукопожатий.

Сегодня для Эдварда Элрика - ад.
Дно глубокой тарелки с тихим стуком опускается на стол.

+2


Вы здесь » reflective » фандом » кома;


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно