– Ты уснул?

Панталоне моргает. Он правда уснул, задремал под монотонное чтение Альфы, сидящего у него на коленях. После наполненного цифрами и подсчетами дня, он отключился почти сразу, как только они заняли кресло. Красные глаза клона смотрят на него с осуждением, ведь они договорились посвятить этот вечер историям про воинственных Якш. На коленях восьмилетней версии Дотторе лежит редкое издание истории мифических существ с родины Девятого. Сначала, он еще пытался дополнять написанные истории своими комментариями, тем, что он помнил по детству в Лиюэ. Но уснул, где-то на рассказах про создание Гавани.

– Прости. На чем там дело закончилось?

Альфа вздыхает, неуловимо повторяя поведение Дотторе, когда Банкир случайно пропускает мимо ушей объяснение о новом эксперименте.

Очаровательно.

– Я обещаю, что больше не усну. Расскажи мне подробнее, про сражение в Гуйли.

Обида испаряется так же быстро, как успела появиться на пухлом личике Альфы.
Ему восемь, и он не тратит время на лишние эмоции.

Панталоне знает, что Альфа – такой же искусственно созданный человек, человек ли, как и все остальные клоны. Альфе уже давно не восемь лет, он многим старше самого Банкира и знает его Девятый так же давно, как самого Дотторе.

А потом, мальчик зубасто улыбается, когда Панталоне приносит ему очередную головоломку из поездки в Фонтейн. Ворует печенье у Ольги на кухне и устраивает под столом Банкира штаб сопротивления. Альфа – вечное детство Дотторе, и Девятому приятно думать, что рядом с ним, это время стало чуть светлее, чем было у Второго на самом деле.

Прислуга в поместье не задает лишних вопросов, когда Панталоне приводит в дом ребенка подозрительно похожего на собственного коллегу. Коллегу, который бывает в этом доме так же часто, как и сам владелец. Возможно, кто-то считает его сыном Дотторе. Кто-то братом. Панталоне всего лишь следит за речью, чтобы не навешивать на ребенка лишних ярлыков. Альфа занимает комнату с окнами на небольшой полисадник, и место в сердцах прислуги, несмотря на то, что сжигает кухню с завидной регулярностью, ставит странные эксперименты подражая старшей версии, и частенько является домой по уши в грязи, которую в замершей Снежной ещё нужно поискать.

Свободные вечера, когда Банк способен поддерживать артерии моры и без его внимания, Дотторе сидит зарывшись в своей берлоге, а дипломатическое паломничество в Снежную прекращается, Панталоне делит с Альфой. На столике рядом свежеиспеченные пряники, в большом кресле они умещаются втроем, Панталоне, Альфа и книга в компании. Читает обычно клон, глаза Банкира к вечеру уже ни на что не годны и он подозревает, что мальчик осознает это получше некоторых взрослых.

Голос Альфы звучит глуше с каждым последующим словом. Девятый видит, как кудрявая голова то и дело клонится вперед и мягко привлекает того ближе, укладывая на плечо. Они часто засыпают так, пока не придет дворецкий Дмитрий, чтобы забрать ребенка в комнату и разбудить Панталоне, чтобы тот отправился в свою комнату. Иногда, их навещает Дотторе, если лаборатория проигрывает усталости. Поэтому Панталоне закрывает глаза, прижимаясь щекой к мягким кудрям.

Его будит крик Альфы. Сначала, Девятый решает что это кошмар, такого злого и яростного тона, он не слышал даже от самого Дотторе. Альфа дёргается, практически слетает на пол, но Панталоне машинально обнимает его, удерживая, поэтому ему не избежать осознания, как маленькое тело каменеет в его руках и тут же тяжелеет. Сон исчезает мгновенно. Под пальцами Панталоне влажная от холодного пота кожа, ещё теплая, но нет даже отголоска от звука биения сердца. Оно молчит. Глаза по-рыбьи смотрят в никуда, эмоции покинули лицо Альфы. Как и жизнь. Панталоне не может обмануть себя, тем что мальчик потерял сознание. На его руках лежит мертвый ребенок. Их вечерний чай даже не успевает остыть.

Панталоне душит панику, не позволяя ей захватить власть в сознании. Умение адаптироваться в экстремальных ситуациях позволяет находить спасительные островки. Клоны – искусственные создания, и он верит, что смерть для них не так бесповоротна, как для простых смертных. Дотторе наверняк..

Задушенный крик тонет в рукаве, Банкир закусывает собственную ладонь. Мысль о том, что смерть Альфы может быть связана с оригиналом накрывает его беспросветным пологом отчаяния и боли. Второй может хоть сотни раз быть пугающим монстром из древности, это не приносит меньше ужаса перед вероятностью его смерти.

В конце концов, Панталоне всего лишь человек. Люди боятся смерти. Люди боятся смерти тех, кто им дороги.

Альфа ужасающе лёгкий в его руках. Панталоне оставляет его в собственной комнате, распахивая окна и впуская в комнату жестокий холод Снежной. Он не уверен в правильности своего решения, но деятельность не позволяет провалить обратно в бездну ужаса.

Шубу на него накидывают уже на выходе, пока он диктует наставления для Ольги и Дмитрия, что следует сделать. Экипаж, все же прислуга его отличается сообразительностью, уже ожидает у крыльца.

Привычная тишина Заполярного впервые становится для Панталоне замогильной, как часто выражаются прочие Фатуи. Звук каблуков отражается от пустых, холодных стен, набатом звучат в голове, пока он быстрым шагом преодолевает расстояние до Лаборатории. Когтистый ужас возвращается, когда он не слышит на входе ругани клонов, не врезается в Бету, который частенько вылетает из дверей, не встречается с Сигмой, даже не находит на обычном месте Омикрона. Не сразу, глаза Девятого различают в дальнем углу всегда закрытой комнате копну светлых волос на полу. Клон не отзывается, когда его окликают.

Может, это все же кошмар?

Вид живого Дотторе настолько сюрреалистичен, что сначала Панталоне думает: ему это чудится. Что возвышающийся в окружении безжизненных тел Второй предвестник – всего лишь попытка разума Банкира зацепиться за остатки привычной реальности. Он не хочет вновь ощутить под руками быстро остывающую кожу. Он не хочет опускать глаза, чтобы увидеть мертвые глаза Беты за маской.

Но дыхание Доктора, пусть и неровное – живое. Привычным движением, Панталоне снимает маску с лица Дотторе, не сразу осмеливаясь взглянуть в глаза. Он не начинает разговор, каждый его вопрос и так уже есть в голове Второго. Пальцы Банкира, лишенные колец и перчаток, красные от мороза, сжимают рубашку на груди Доктора, отсчитывая быстрые удары сердца. Облегчение, которое смывает липкие остатки паники, может сбить с ног, но Панталоне не позволит себе показать слабость сейчас. В его душе так много всего: радость, отчаяние, страх, потеря. Ярость. Девятый выдыхает и наконец поднимает взгляд на лицо Дотторе. Он ждет свои ответы.

Отредактировано Pantalone (16.01.2023 10:00:20)

Вопрос Дотторе бьет больнее пощечины. В окружении безжизненных клонов он звучит до того безумно, что выбивает у Банкира все связные мысли, заставляя усомниться в собственном мироощущении. Он здесь…

Вопрос Дотторе, напоминает ему, что они мыслят в разных плоскостях.

Чтобы прийти к этому ему требуется приличное время, для передышки. Время, за которое мысль вцепиться в шею Доктора пальцами и сжимать-сжимать-сжимать, приходиться отгонять несколько раз, не позволяя обнажить собственную душу еще больше, чем он сделал до этого. Панталоне как никто другой умеет держать лицо, как будто его многоуважаемые оппоненты по бизнесу никогда не пытались вывести Банкира Снежной из себя. Впрочем, все они не являлись Вторым, не сидели где-то глубоко в сердце, там куда он не имел права впускать кого-либо из людей.

Панталоне мыслит, как смертный. Как человек, как бы не пытался он избавиться от этой привычки заняв пост Предвестника.

Для него, тела вокруг, это не эксперимент. Он не может, никогда не мог, осознавать клонов, как бездушные машины Сандроне. Дело не только в Альфе, хотя он, в большей степени был дорог Банкиру, и отрицать это глупо. Дело во всех них, Панталоне не мог не взаимодействовать с ними, состоя в тесных отношениях с тем, кто был истоком. В каждом из клонов, он видел осколок от Дотторе и было бы крайне странно, не испытывай он к ним теплых чувств и банальной привязанности. Панталоне не важно, являлись ли они людьми, признаться честно, он сомневается что сам Дотторе все ещё человек.

Он заставляет себя не думать о той боли, что причиняет ему поведение Доктора. Это только его собственные проблемы, что он пытается навешать на Дотторе стандарты поведения, близкие самому Банкиру.

Я думал, ты мертв, и это почти убило меня.

Пальцы с трудом разжимаются, подрагивая от пережитого потрясения. Панталоне отворачивается от Дотторе, ему нужен перерыв, чтобы найти опору. Но так, становится только хуже. Невозможно перевести взгляд так, чтобы не наткнуться на мертвое тело.

Девятый склоняется над телом Беты, единственные мертвые глаза смотрящие на него. Маска в его руках – ледяная, когда Банкир снимает ее, для того чтобы закрыть глаза клона, но даже так, он не выглядит как будто заснул. Панталоне видел множество мертвых тел, он не может объяснить то, что в каждом угадывалась боль противящегося смерти человеческого тела. Бету, как будто выключили, оборвали нити на его конечностях и бросили бесполезной марионеткой на пол лаборатории.

– Омеги здесь нет?

Конечно, его здесь нет. Омега в Сумеру, Панталоне сам видел как тот отправился в порт, сам слышал, как Дотторе рассказывал кто именно будет участвовать в охоте на гнозисы. Омега. Банкир может поверить, что эти смерти на его руках. Тот слишком, слишком близок к Дотторе в этом пазле. Настолько слишком, что это всегда отталкивало Девятого. Общаясь с Омегой, он ловил себя на мысли, что с ним говорит Дотторе, который никогда не посмотрит на него так как это делал Оригинал. Это внушало тревогу, которую он боялся осознать.

Панталоне выпрямляется, продолжая сжимать в руках вычурную маску Беты. Боль, тревога и опустошение наконец находят друг друга, сплетаясь змеиным клубком, вплетаются в сердце Банкира.

– Да. Хотел. Я хочу, чтобы ты исправил это все. Вернул их мне. Всех, – слова отрывисто падают им под ноги, Банкир поворачивается к Дотторе, не сдерживая в голосе ярости и дрожи. Имеет ли он права просить об этом? Вероятно, нет. Но прямо сейчас, Панталоне не просит, прямо сейчас, он забывает что стоит перед Вторым Предвестником, – я хочу, чтобы Омега осознал совершенную им ошибку.

Дотторе по птичьи клонит голову, и Банкир ощущает себя одним из экспериментов, что тот разглядывает с интересом или разочарованием. Его голос, неровный тон которого обычно так привлекает Панталоне, вбивает слова в подкорку, потому как

Что он будет делать с ними

Срезы принадлежат Дотторе, как и сам Дотторе принадлежит только себе, как и…

Заботится. Панталоне проглатывает это слово, считая его неуместным, но это именно то, что он делал с Альфой. Он заботился о самой младшей копией, и по праву не испытывал столько теплых чувств к родным братьям и сестрам, по настоящему живым созданиям. Банкир способен вычленить выгоду в чем угодно, но это не значит, что он пустое создание живущее только ради прибыли.

В вопросе Дотторе только удивление. Девятый понимает, что ожидаемой злости совершенно нет. Тебе плевать или я сделал невероятное, удивив самого Второго предвестника.

Панталоне смотрит, как их руки смыкаются на пустой маске. Смешной, пустой маске, Девятого всегда забавляло, как та смотрится на Бете, как и восхищало, что тот единственный, кто никогда не прятал глаза, ну кроме конечно же…

– Убийство – ужасное расточительство, – что он собирается делать с этими телами, теперь? В Снежной довольно странные, для самого Панталоне, методы захоронения, от того что промерзлую землю уже не вскопать. И самый удобный

Желудок схватывает резкий спазм отвращения, когда Девятый думает, что все эти мертвые тела отправятся в жерло печи, пусть он и не сомневается, это то, что будет использовано: быстро и без лишней грязи. И пламя, пожирающее детское тело представить проще простого.

Отвратительно, ведь он знал, куда отправляются все неудачные эксперименты Дотторе, не превышающие возрастом Альфу, и разве хоть раз это затронуло его? Он мог закрыть глаза на моральные принципы Доктора, пока это не затрагивало его собственные чувства.

Семь мертвых тел – цена за два гнозиса. Невероятно выгодная сделка, не так ли? Пока она не касается тебя.

– Воля к жизни. Но, Дотторе, они хотели жить, – Панталоне помнит отчаяние и ярость в голосе Альфы. Он помнит глаза Беты, он помнит как разгорался взгляд Дельты, когда тот получал редкие семена, от торговцев из других стран, тихий голос молчаливого Сигмы, – ты же знаешь это, по своей этой, связи, – Девятый стучит указательным пальцем по виску, забывая все свои витиеватые фразы и обороты, – ты точно это слышал. Воля к жизни. Дерьмо. Половина населения нашего мира существует в анабиозе рутинных действий, в отличии от них.

Для Панталоне, это очевидно, его привязанность к клонам. По неясным причинам, жизнь Девятого во многом повязана на Докторе, и игнорируя их личные взаимоотношения, даже в рабочем плане они давно неотделимы друг от друга. Это симбиоз взаимовыгоды. Это причина, почему Панталоне частый гость лаборатории, причина, почему со Срезами он общается чаще чем с другими людьми, причина, почему их смерть ранит так больно. Раньше, у Панталоне, Ливея, не было существ, что так плотно были бы вплетены в канву его жизни. У него было бы больше вопросов к самому себе, если бы он просто закрыл глаза на этот инцидент.

– Когда ты их создал, возможно они и были хранилищем. Но разве сейчас, они не создали себе новые воспоминания, не стали отличными от тебя. С того момента, как ваши воспоминания и опыт стали разниться, они ведь… – они были другими версиями тебя. Они все еще были тобой, – в любом случае. Он убил тебя семь раз. Какова вероятность, что он не сделает это восьмой. Если ты сравниваешь Омегу с людьми, то знаешь ли, у людей бывают странные пристрастия убивать своих богов.