Солдат нередко сравнивали с псами далеко не просто так. Они не рыли носом землю, стараясь уловить шлейф знакомого запаха, дабы пасть на след и отыскать необходимое, но их методы мало чем по итогу отличались от команды «след». Этим Дайнслейф пользовался во время службы, пользовался ещё когда наступал на пятки ордену бездны, подталкивая к ним путешественника, пользовался и теперь, до сих пор не упуская вертлявый хвост странной надежды. Цели, которую не мог отпустить [конечно же мог, но признаваться себе в этом явно не торопился].

От Разлома холодом веет даже более пронизывающим, чем с Драконьего Хребта. Спускаясь всё ниже под землю, неподготовленный человек невольно представляет, как его добровольно-принудительно засасывает эта трясина, угрожающе нависая сверху, грозясь никогда более не выпустить. Полностью погружая в темноту. Но он никогда этого не боялся. Ведь глупо бояться тьмы, в которой живёшь на протяжении столь долгого времени.
Тяжёлый воздух сдавливает грудь, но даже к этому можно привыкнуть. Лишь маленький, незначительный минус, который ничего не сможет противопоставить главному преимуществу этого места — свобода. Свобода от тяжести бремени, свобода от тянущего, болезненного ощущения, что дарует проклятье. Всё верно, он давным-давно проклят и с этим можно только смириться.

Всё по обыкновению шло не по плану. Встретить в этом месте Итера было.. вполне ожидаемо, просто не своевременно. Было бы куда лучше, появись этот сгусток светлой энергии, тянущийся к своему прошлому, позже, когда сам смог бы достичь своей цели. Она была так близко. Вот-вот руку протянуть и можно коснуться ткани, под которой скрывалось обманчиво хрупкое тело. Проблема лишь в том, что обманчивым было и это ощущение. Дайнслейф смог нагнать их здесь, смог даже понять, что именно затевает Бездна, вот только.. В чём смысл? Остановить устройство? С этим всё равно справился именно Хальфдан, что остался удивительно преданным человеком. Тем, кто до последнего, даже под действием страшного проклятья, сопротивляясь эрозии, исполнил свой долг, наконец-таки растаяв в воздухе, как пресловутый призрак. Впервые за долгие годы скитания Дайнслейф подумал, что не один на этом безумном пути, который несмотря ни на что всё равно сводит в бездну.
Жертва Хальфдана ради идеи, стремление Итера найти ответы на вопросы, да и собственное желание составляли мотивацию двигаться дальше. Прежде он колебался, думая, что им обоим куда выгоднее оставаться в стороне друг от друга, продолжая заниматься своими делами, следуя намеченной дороге. Но теперь всё это оказалось вытеснуто другим. Тем, что должен передать лично, смотря в глаза, полные уверенности в содеянном.

Вестников нельзя было найти так просто, даже маги бездны будто снизили свою обычную активность. Теперь даже у особенно зловонных сгустков чёртовой грязи их не найти. А если удача всё-таки улыбалась, они только бормотали что-то невнятное, не желая отвечать. С другой стороны, это ведь всего лишь никчёмные подручные, выполняющие статичные поручения, те, кого можно оставить в любом месте как отвлечение внимания. Дайнслейф понимает это не сразу. Но стоит только отключиться от прямолинейного анализа ситуации, как становится всё понятно.

Отчего же принцесса так не торопится уходить, вместо этого скрываясь и кидая пыль в глаза?
Неужто этот своеобразный лабиринт предназначен лично для него?

Дайнслейф похож на тень. Мог передвигаться почти бесшумно, сливаясь с темнотой мрачных пейзажей подземных пещер Разлома, обходя самые неприятные места. Затхлый запах начинал царапать горло, а газовые испарения не делали жизнь более простой. Но это всё ещё меркнет по сравнению с ощущением лёгкости, когда ничего не давит на виски и не утягивает на дно. Он накрывает ладонью правую часть лица, что была частично скрыта твёрдым подобием кусочка маски. Немного. Осталось ещё совсем немного.

Вёрткий силуэт продвигается всё дальше, поднимаясь повыше. Дайнслейф следует за ним, своё нахождение не слишком скрывая. Люмин казалась беспечной, ведь вышла на открытую поверхность, хоть и продолжала озираться по сторонам. Несколько мелких камешков скатываются вниз, падая под ноги, генерируя неприятный вибрирующий звук — хорёк пробегает мимо, вильнув хвостом. Зверёк будто не замечал человека, даже лапку ставит на носок пыльного ботинка, опасливо оглядываясь. И стоило только двинуться с места, как юркий малыш тут же скрывается под горкой камней, снова чем-то отдалённо треснув. Можно ли это назвать своеобразным знаком судьбы? Что ж, даже если это был не он, уже не имеет никакого значения.

— Удивительно, к чему порой могут приводить амбиции и стремление изменить что-то к лучшему, — выходя из своего «укрытия», говорил он так, будто всего лишь продолжал уже когда-то начатый диалог, ловко поддерживая тему, что на протяжении длительного времени одинаково интересовала их обоих. Всё тело было напряжено, а брови сведены на переносице, хотя в сознании жужжало понимание того, что принцесса не рискнёт броситься на него, как на статичную преграду, которую просто нужно сдвинуть с дороги. Они никогда открыто не конфликтовали друг с другом, ведь единственная претензия заключалась только в видении того, как спасать давно почившую страну и её обречённых жителей.
— Но можно ли этого достичь, полностью отдавая власть над собой тем, кто смотрит на происходящее с точки зрения исключительно своих целей и идеалов? — правая рука, скрытая под чёрной «чешуёй» немного приподнимается, словно тянется навстречу, а голубые прожилки-вены едва заметно поблёскивают, словно отражая свет. Дайнслейф останавливается совсем рядом и протягивает руку с раскрытой ладонью, как и делал это всегда раньше. Формальная условность, которой прежде всегда придерживался.
Он не боялся, не сторонился и даже не таил никакого коварного замысла, дабы сразить врага, когда тот максимально отвлечён на что-то другое. В ярко-голубых глазах с резным зрачком теплится лишь немая мольба. Потому что они не враги. Не друзья. Просто скованные одной терновой лозой, впивающейся в кожу всё сильнее при любом движении.
— Что скажете, принцесса?

Создание.

Дайнслейф сразу хмурится, сводя брови к переносице. Это слово нещадно режет слух, как дробью по вискам. Но спорить нет ни желания, ни смысла, ведь Люмин права. Она с самого начала знала, в чём её «предназначение», для чего она и её «брат» появились в этом мире. И почему именно в Каэнри'ах.
— Кажется, принцесса давно с этим смирилась, — едва слышный шершавый шёпот, не добирающийся до окружающих каменных стен, царапает горло наряду с обращением, которое давным-давно должно кануть в небытие. У них нет никаких должностей, остались лишь затёртые до дыр имена. Но даже они постепенно будут стираться из памяти — эрозия не щадит никого. Он бы хотел услышать эхо, как фантомное подтверждение своих слов, только вот уже привык жить в бесконечных сомнениях. — Мне казалось, что ваш орден всегда шёл против установленной системы, — опровергая веление небес, их эгоистичное желание везде быть выше, значимее.

Выбор.
Дайнслейф знал, что это такое и никогда не обходил стороной, вот только.. Жить без него всё-таки может быть легче. Нет необходимости топиться в извечных метаниях и поддаваться ущемлению чужих или собственных интересов во имя «благой цели». Лишь железная, непоколебимая необходимость, ведь неизбежность не заставит позже мучиться, размышляя, правильным был тот или иной поступок.
Может, для него это просто привычка. Обыденность солдата, что служит, а не спрашивает. Выполнять приказы, а не выбирать. За годы службы всё это так въелось в сознание, впиталось в кожу, сливаясь с мировоззрением.

Их ладони неизбежно соединяются. Дайнслейф и не думал, что принцесса откажется протянуть руку в ответ, ибо знал, что они разделяют одно ощущение на двоих. И если она на самом деле чувствует то же самое, несмотря на различие целей.. Пальцы аккуратно обхватывают и сжимают девичью ладонь, поддерживая. Откровенно говоря, в таком положении это ничего не значило. Не могло значить. Но уголки губ невольно дрогнули от навязчивой ассоциации. Такое уже было неоднократно прежде, когда город ещё уверенно держался на жизни обособленных людей и творениях алхимиков.
Он как и раньше просто следует за ней, ведомый шлейфом хорошо знакомым, хватку заметно ослабляя, пальцы почти не сгибая — фактически чистосердечное признание. Это вы управляете мной, принцесса, как и всегда. Сбегают как отпрыски двух разных сословий, семей кардинально различных взглядов, стремясь скрыться от осуждения в темноте. И Разлом хорошо этому способствует. Кажется, лучше места и не придумать. Здесь даже самые опытные искатели приключений могут заплутать и потеряться, навсегда застревая в тупиковых лабиринтах каменных лесов.

Зачем?
— Мы уже были здесь прежде, — не произносит имя Итера, на всякий случай упуская уточнения, — я знал, что ты из-за этого придёшь.
Не искал, а намеренно ждал. Планы ордена Бездны в очередной раз оказались переломаны, на этот раз даже с помощью давних друзей. Сами жители Каэнрии сопротивляются тому, куда их вели Вестники.
— Я понимаю, что говорить об этом давно уже поздно, но неужели ты всё ещё думаешь, что делаешь это на благо народа? Народа, который этому сопротивляется? — Дайнслейф также почти уверен в том, что Люмин знала про Хальфдана, уже доложили, пересказывая причины неудачной попытки. Он любил свою родину, был отчаянно предан, мог ли выступать против неё?

Тишина тянется вслед за ними, будто стремясь догнать. В висках всё ещё неприятно пульсирует. Словно предчувствие, ведь Дайнслейф знает, что скоро нужно возвращаться обратно, придётся покинуть территорию Разлома, фактически выбираясь из своей спасательной конуры. И Люмин словно чувствует это, задавая сопутствующий вопрос.
— Проклятие? — мужчина негромко хмыкает и голову склоняет, чуть глаза прикрыв. Ледяная ладонь всё ещё покоилась в пальцах чужих, в то время как другая вновь укладывается на части странного вида маске, которая стала неотъемлемой частью самого себя. — Здесь не сильно. Но я как и ты не могу оставаться тут слишком долго.
Путешественник навряд ли вернётся сюда в ближайшее время. У него, как это бывало обычно, появилось только больше вопросов, а старые не имели столь важного значения. Поэтому он отправился дальше, дабы хоть где-нибудь удовлетворить своё любопытство и унять беспокойство. Итера Дайнслейф знал куда хуже, мог только догадываться и строить представления, проводя очевидную параллель меж братом и сестрой. Тем более, что во многом их взгляды и характеры схожи. Различаются лишь методы достижения. Между самыми родными не-людьми залегла пропасть в несколько сотен лет, но даже они казались всё равно более близкими, чем эти двое. Злая насмешка судьбы.

Дайнслейф сам высвобождает руку, из слабого капкана выскальзывая и вытягиваясь во весь рост, вдох поглубже делая. По-прежнему пахло затхлой сыростью.
— События набирают обороты и пускай от своего я не отступлюсь, с большой вероятностью мы больше не встретимся, — встретятся, но уже не так. Вполне возможно, они наконец станут врагами, что выбирают правильное мнение посредством схватки. И он наверняка проиграет, потому что в глубине души и не хочет становиться победителем.  Признает поражение, оставляя всё на руках Итера, который к тому моменту должен наконец-таки определиться со своим положением, местом в этом мире. Решит поддержать сестру — пускай, их обоих навряд ли что-то остановит. Решит противодействовать — хорошо, есть шанс, что у него получится.
Взгляд светло-голубых глаз потухший, но такой же пытливый.
— Скажи, чего ты хочешь достигнуть? Мне не интересны грядущие планы Бездны, — всё равно он столкнётся с ними лично, — только то, чего хочешь ты сама.