— Считаешь, этого достаточно, чтобы заплатить за предательство?

“Продажный прокурор специального района Сибуя найден мёртвым в своём доме! Полиция расследует связь с якудза!”

Асами бросил газету со скандальным заголовком на стол рядом с серебряным блюдом, на котором лежал для него дар, и поднял голову, пристально рассматривая стоящего перед ним мужчину.

После того, как он вернулся из Гонконга, точнее с тропического острова, где дал Акихито возможность залечить травмы, как физические, так и душевные, почти все свои силы Асами бросил на то, чтобы вернуть своё чуть пошатнувшееся положение. Шакалы вдруг решили, что лев то ли при смерти, то ли вообще издох, поэтому Асами пришлось пройтись по истерически гавкающим шавкам гребёнкой с частыми зубцами. Нашлись вдруг претенденты на его каналы поставок, отели, ночные клубы. Сион. Но не это бесило его до скрежета зубов. Мелкие твари осмелились посягнуть на самое ценное, что у Асами было. Его собственность. Его мальчика.

Его Такабу.

Украли, выхватили прямо окровавленных рук — простреленное плечо, несмотря на хорошее заживлёные раны, всё ещё ныло в холодные, влажные дни, — изнасиловали, избили, пытались задушить, убить, переманить. Нет. Асами Рюичи такого не прощает. А крематориям всегда требуется топливо, чтобы держать их зажжёнными. Асами был готов предоставить его в любых количествах.

Синдзи Ямадо спасло от смерти только то, что к похищению Акихито тот не имел никакого отношения. Ямадо сдал прокурору две цепочки поставок из Гонконга в Японию,а последний возжелал сделать себе карьеру на аресте могущественного бизнесмена, хотя вот уже почти десять лет кормился с рук Асами. Заговорщики рассчитывали, что Асами в Гонконге или убьют, или сильно ранят, подкосят влияние, но Фейлон, верный данному слову, ни преследовать, ни предъявлять претензии не стал, как и особо распространяться о произошедшем, и вперёд Асами в Токио вернулся слух, что он теперь с байше в дружественных отношениях. Впервые за последние семь лет. Асами, конечно, не обольщался, что Фейлон так быстро унял свою любовно взращиваемую ненависть к нему, но, они хотя бы смогли нормально расстаться, не стреляя друг в друга.

Благодаря Акихито.

Благодаря Акихито, Асами получил шанс исправить ту оплошность, что он допустил с юным Фейлоном семь лет назад. И получить уже, в конце концов, доступ к байше. И к Фейлону. И его идее фикс заставить Асами страдать.

А он ведь говорил не ходить к безумному братцу. Он говорил не стрелять. Но кто бы его хоть когда-нибудь слушал? 

— Смогу ли я когда-нибудь заслужить ваше прощение, Асами-сама? — Ямада раболепно согнулся перед тяжелым письменными столом Асами, прижимая к груди перевязанную руку. 

— Я понимаю, почему ты это сделал, — обманчиво мягко ответил Асами. — Но оправдываю ли? Вернёшь ли ты моё доверие? Сможешь ли ты теперь ходить по улицам и не оглядываться назад? Задай лучше эти вопросы. А ответы на них можешь дать лишь ты. И твои поступки.

— Асами-сама, — выдохнул сквозь зубы Ямада. — Я никогда в жизни…

И осекся, глядя на протянутый ему через тёмную, лакированную столешницу тяжелый нож танто. Вздрогнул всем телом, смотря в спокойные, равнодушные глаза цвета жидкого мёда. Увязая в них, словно муха, залетевшая в улей. Содрогаясь от ядовитых укусов молчаливых, невысказанных слов. И будто заворожённый этим взглядом медленно поднял руку, обмотанную бинтом и забрал нож. Положил правую руку на серебряный поднос рядом с газетой, на котором на окровавленной тряпке лежал кусок его плоти. И теперь должен был добавиться второй.

Ямада вытащил клинок из деревянных ножен, нечитаемо глядя на сталь.

— Закуси!

Асами бросил на стол свой ремень, и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Он не отрывал от мужчины взгляда, когда тот поднял со стола ремень и зажал между зубами, не переставал смотреть все те долгие, бесконечные минуты, когда Ямада, дрожа, отставлял мизинец на подносе, смотрел, как тот, не в силах с первого раза отрезать палец уже покалеченной левой рукой, глухо воя сквозь стиснутые зубы, отпиливал кость.

— У тебя закончились шансы на ошибку, Синдзи-кун, — сказал он, поднимаясь с кресла и возвышаясь над скорчившемся от боли Ямадой. — В следующий раз, когда задумаешь предать меня, я приду за твоей семьёй: женой, детьми, родителями, друзьями, золотой рыбкой твоей дочери. И заставлю тебя смотреть, как они умирают, прежде чем позволю совершить харакири. Я простил тебя, Синдзи-кун. — Асами обошёл стол и остановился напротив мужчины, вытаскивая из его рта ремень со следами вмятин от зубов на толстой коже. Подвинул к себе аптечку и вытащил стерильный кровоостанавливающий пакет, разрывая обёртку. Перехватил руку из которой лилась кровь, поднял вверх, накладывая повязку и с силой перевязывая её жгутом из эластичного бинта. — Ты заплатил за своё предательство, я удовлетворён. Что ты будешь делать дальше, это только твой выбор. Сделай его мудро. Усвой сегодняшний урок. Выпей, — вытряхнул он две капсулы обезболивающего и подал стакан с водой. — Это адрес врача, — вложил он в передний карман рубашки визитку. — Он окажет помощь и не будет сообщать властям. Выпишет лекарство. Не отказывайся, раны нужно почистить.

— Я не заставлю вас усомниться в моей верности, Асами-сама! Спасибо!

— Докажи. И ты сможешь вернуться. Но пока с должности в Токио я тебя снимаю и перевожу в Иокогаму. У тебя есть две недели, чтобы передать дела преемнику и собрать вещи. Жильём я обеспечу, как и школой, жене скажешь, что получил переназначение от компании. — Асами завернул два мизинца в окровавленную тряпку и убрал их в большую деревянную шкатулку, закрывая на ключ. — В деньгах ты не потеряешь, но доступ к поставкам для тебя будет закрыт. К поставкам и любым другим делам, где требуется моё доверие.

— Смогу ли я вернуть его?

— Зависит от тебя, Синдзи-кун, — Асами помог Ямаде надеть куртку. — Ты потратил два шанса. Этот — последний.

— Я не подведу! — Ямада низко поклонился, пятясь назад. — Вы не пожалеете! До свидания, Асами-сама.

Асами склонил голову, прощаясь и наблюдая, как Ямада уходит. Дождался, когда за ним закроется дверь, стиснул пальцами переносицу, снимая напряжение с глаз. Он не был бессмысленно жестоким человеком. Не был несправедливым, и в целом не получал удовольствия от убийства людей. Хоть и убивал их лёгкостью без чувства вины. Но всегда старался прибегать к самому серьёзному решению лишь когда не оставалось выбора. Он должен был Ямаду убить, не стерпеть предательства, но когда тот провёл юбицумэ и принёс ему в знак преданности мизинец, а также доказательство казни своего подельника — передумал. Лишь только не принял ритуал, посчитав, что одного пальца будет мало.

Слухи об этом распространятся. Ямада не сможет скрыть от людей двух отрезанных пальцев, фактически раскрыв свою связь с якудза. И хоть сам Асами ни в один из кланов якудза не входил, он держал со всеми ними тесную связь. И пользовался их методами и возможностями для устрашения и контроля власти.

Сейчас ему требовалось очень много контроля, власти и устрашения.

Смартфон на столе издал резкую трель, заставляя нахмуриться и забрать его. Сигнал, что охранная система в его квартире нарушена и входная дверь открыта кем-то, кто явно не он. Асами разблокировал экран, запустил приложение видеонаблюдения за квартирой и хищно улыбнулся.

Именно то, чего не хватало ему все эти последние дни.

Он соскучился.

— Пришёл вытащить оставшиеся вещи, малыш? — спросил он у телефона, пока будил компьютер и подключался к камерам видеонаблюдения уже через большой экран. Его очаровательный и сердито хмурый Такаба устраивал в его же квартире активность. — Восхитительно, — пробормотал Асами, наблюдая за собственной входной дверью. — Что ты делаешь, Такаба? О, нет! — поморщился он от звука молотка. — Мои дубовые панели! Итальянские! Тебе придётся за это как следует заплатить, — с мягкой угрозой в голосе произнёс он, снимая трубку и вызывая Киришиму.

— Асами-сан? — Кириши появился в дверях, ожидая приказа.

— Организуй переезд семьи Ямады в Иокогаму, — сразу перешёл к делу Асами.

Европейские части его воспитания нередко приносили ему дополнительные дивиденды, позволяя выстраивать деловой протокол несколько по другому, чем требовали того японские традиции. И во многом это позволяло ему действовать решительнее и быстрее своих конкурентов, не расшаркиваясь на лишние поклоны, которые часто не просто тормозили заключение договоров, а превращали их в бесконечно тянущиеся переговоры с изящным лавированием по фэн-шую между своими интересами, нежеланием обидеть и японским правилом никогда не говорить:“нет”. Воспитанный одновременно в японской и европейской культурах, Асами брал из каждой то, что требовалось ему прямо сейчас для эффективного взаимодействия с миром. Киришима уже привык к особенностям своего босса и с истинно самурайской выдержкой терпел всё.

Почти всё.

—  Выдели им квартиру и свяжись с управляющим отеля, он должен устроить Ямаду на работу, но к каналам поставок чтобы даже не приближался.

— Разумно ли было оставлять его в живых? — Киришима записал всё в ежедневник и посмотрел на босса.

— Иногда прощённые предатели становятся самыми преданными слугами, — Асами брезгливо осмотрел кровавые лужи и подвинул Киришиме деревянную шкатулку с пальцами Ямады. — Убери здесь всё. Чтобы не осталось следов.

— Как обычно, господин, — поклонился Киришимся, забирая коробку. — Установить слежку за Ямадой?

— Разумеется. — Асами едва заметно улыбнулся человеку, который был его самым доверенным лицом. И знал если не все, то большинство секретов точно. Человек, верность которого была его опорой и во многом помогла создать бизнес-империю Рюичи. Человек, предательство которого бы разрушило её до основания. Но даже Асами приходилось хоть кому-то доверять. — Я не верю ему, поэтому проверяйте всех, с кем он свяжется и войдет в контакт. Пусть Сато организует прослушку всех телефонов и установит круглосуточное наблюдения. Я хочу знать каждого, с кем Ямадо или его жена войдёт в контакт. До последнего курьера пиццы.

— И если он снова предаст вас?..

— Значит он будет убит, — равнодушно бросил Асами, закрывая тему работника-предателя. — Я решил сегодня раньше закончить и уехать домой.

— Насколько раньше?

— Прямо сейчас.

— Вам… что-то нужно? — удивлённый Киришима с трудом, но сдержал изумление в голосе. Однако маленькая запинка всё равно выдала его.

— Нужно. Часам к десяти закажи доставку ужина из “Парадиз”. Удвой все порции и пусть сделают мясо на гриле с картофелем-фри. И пришли коробку пирожных из… любой кондитерской, которую ты посчитаешь лучшей.

— Такаба-кун присоединится к ужину?

— О, да. Такаба-кун однозначно присоединится к ужину. — Асами угрожающе ухмыльнулся изображению Акихито в мониторе, закрыл программу, выключил компьютер и поднялся из-за стола.

Киришима едва слышно вздохнул, склоняясь в почтительном поклоне. С одной стороны он Такабу недолюбливал, справедливо считая его источником всех последних проблем Асами. С другой — он ещё ни разу не видел, чтобы его босс был так кем-то увлечён. По настоящему серьёзно, настолько, что даже несколько смягчало жёсткий характер бизнесмена, придавая безжалостной машине черты настоящего человека. Правда, касалось это лишь одного аспекта жизни Рюичи, того, где мелькал своевольный мальчишка с вульгарно выкрашенными волосами и непочтительными манерами. Но пока Асами подобное поведение нравилось, и он позволял себя оскорблять, терпеливо выслушивая все обрушивающиеся на него кары небесные, кем был Киришима, чтобы идти против слова босса? В конце концов, теряя терпение, Асами всегда умел эффективно заткнуть пацана. Киришима насмотрелся на все способы, некоторые из которых он хотел бы навсегда вычистить из своего мозга. И большое спасибо создателям немецких премиальных автомобилей за перегородку между водителем и салоном.

Но он был бы ещё более благодарен, если б господин закрывал стекло до того, как стаскивал штаны со своего любовника. А не после, когда это делал сам Киришима, так как отчаянно стонущий фотограф отвлекал его от движения на дороге.

Конечно, все кто был приближен к Асами, — те очень немногие доверенные люди, — прекрасно знали о некоторой бесстыдной распущенности и извращённости своего хозяина. Знали и либо игнорировали, либо убирались подальше. Иногда не по своей воле и по частям. Киришима из первых. Ему абсолютно, по самурайски преданно безразлично кого, где и в каких позах трахал босс, но всё же информация о том, как громко умел кричать во время секса Такаба Акихито не то чтобы сильно была нужна.

Вообще не нужна.

Однако он не мог не признать, что придавая господину мягкость и в чём-то слабость, Такаба-кун одновременно с этим завершал личность Асами, дополняя её и делая истинно цельной. Монолитной. Парадоксально, но ещё более свирепой и жестокой, бескомпромиссной. Потому что в чём-то Асами мог и умел отступать, но только не тогда, когда это касалось Акихито. Как смертельно раненный зверь, защищающий своего детёныша, Асами за своего мальчишку уничтожал без жалости и особого разбора. И, вначале опасающийся, что Асами после истории с Гонконгом сдаст позиции, Киришима с затаённым восхищением и восторгом наблюдал, как его босс уничтожает и мстит всем причастным к похищению Акихито, к потере документов и смертям верных Рюичи людей. Но, в первую очередь, конечно, разъярённый Асами обрушился на каждого, кто, по его мнению, не так посмотрел, не так потрогал или, не дай Боже, причинил вред Акихито.

Теперь у Асами стало ровно на одну самую важную причину стать самой большой акулой в океане. А судя по количеству пожираемых врагов и конкурентов, стать он собирался как минимум мегалодоном, выкашивая всех хоть сколько-то крупных соперников.

И, конечно же, Киришима не мог припомнить ни одного раза за последние несколько лет, чтобы босс уехал домой раньше.

Впрочем, в машине Асами привычно просматривал документы и перечитывал договоры, помечая моменты, вызывающие вопросы и уточнения у юристов. Он давно и серьёзно готовился расширять сеть своих отелей, пока ограниченных лишь Японией, Гонконгом и Сингапуром. История в Гонконге лишь отложила его планы, но не отменила. Так что на данный момент он рассматривал возможности открытия отеля в Австралии, намереваясь начать покорение европейского мира.

— Приехали, Асами-сан.

Киришима открыл дверь машины, склонившись в ожидании, когда босс выйдет из салона, чтобы закрыть за ним и проводить до входа роскошного небоскрёба, где уже ожидал швейцар.

— Ужин через три часа, — повторил он инструкции Асами. — И вам не обязательно сегодня возвращаться в офис.

— Посмотрим. И свяжись с Кирией. Пусть он узнает, кого пророчат в новые прокуроры. Я должен узнать об этом раньше всех. До встречи.

Асами отпустил секретаря, поздоровался со швейцаром, заходя в здание. На экране телефона свернувшаяся в углу дивана фигурка на огромном диване задумчиво смотрела что-то по телевизору, от чего у Асами в груди разливалось какое-то тёпло-пушистое ощущение того, что его ждали. Даже если пусть облить водой.

Такое дитя.

Асами улыбнулся, вытаскивая магнитный ключ и набирая специальный код на сенсорной панели лифта. Это был его личный допуск на крышу с вертолетной площадкой, который был лишь у него и у швейцара, для экстренных случаев эвакуации людей. С крыши Асами мог спуститься в свою квартиру и зайти не через заминированную водяной бомбой дверь, а секретным ходом, попав сразу в спальню. 

На самом деле он был рад увидеть Акихито. Пока мальчишка скрывался от него, попадал в неприятности, ночевал на запасном футоне друга, Асами успел соскучиться. И нестерпимо захотеть увидеть своего мальчика. И просто нестерпимо захотеть. Пока он поднимался, в паху уже начало пока ещё легко покалывать и возбужденно отзываться на вид стройного тела Акихито на его, Асами, диване. Мальчишке придется отработать испорченные итальянские панели по полной цене с учетом инфляции. С процентами.

Привычный, отработанный многочисленными тренировками путь от лифта к люку на лестницу, ведущей в квартиру, занял несколько минут, бесшумный спуск в скрытую комнату, кодовый замок которой открывал потайную дверь через шкаф в спальню, и вот Асами уже разувался, оставляя ботинки возле двери. Осторожно ступая, он вышел в коридор, огибающий гостиную, чтобы так же неслышно войти через вторую дверь, с противоположной стороны от прихожей, за которой время от времени приглядывал Акихито.

Первое правило ведения боя: никогда не располагайся  на территории врага, досконально не изучив все входы и выходы.

— Добро пожаловать домой, малыш, — громко произнёс Асами, приваливаясь к косяку двери и блокируя выход на террасу, куда зачем-то ходил Акихито. Асами выяснять это не хотел, но на всякий случай прикрыл проём собой, оставляя для побега Такабе только парадный вход, выйти через который сухим точно не получится. Буквально. К тому же дальше бежать было некуда, так как Асами попросил швейцара заблокировать лифт на его этаж на два часа или до звонка самого Рюичи. — Соскучился?

К такому можно было привыкнуть. Да что там, Асами уже привык. Прямо вот в эту секунду. К тому, что в его квартире кто-то был, кто-то, кого он хотел видеть рядом с собой. К тому, что его приветствовал Акихито, расслабленный и довольный — домашний, — сбросивший часть своих колючек у входа. Звук телевизора, который сам Асами включал очень редко.

Ощущение дома.

Он не так давно здесь жил, чтобы успеть освоиться и почувствовать квартиру своей. Да он даже половину мебели ещё не обновил с момента смерти бывшего хозяина. Только заменил кровать — ему требовалась немного больше. Раза в три. И вычистил малую гостиную, — там было столько крови, что потребовался ремонт. Отмыть стены не представлялось возможным. А в остальном… Это было место, где он спал между работой и переодевался. Иногда ел. Принимал душ. Не более того. Ему не зачем было спешить сюда.

Но всё могло измениться. Если бы мальчишка перестал упираться, бросил дурить, дуться и перевёз бы свою капризную задницу к Асами.

— Если ты знаком с анатомией и умеешь метко стрелять, то да, — с лёгкой усмешкой ответил он, бросив быстрый взгляд на экран. Там какой то лысый мужик очень неправдоподобно кого то убивал. Асами точно знал как правдоподобно кого то убивать. У него была большая практика убийств людей. — Органы  вообще большие, а пуля — маленькая.

“Мочевой пузырь. Почки. Селезёнка. Пробьёшь поджелудочную и её содержимое начнет переварить самого себя. Если не сдохнет от болевого или гиповолемического шока и перитонита, то может даже выживет. Постарайся не попасть в печень.”

Стрелять Асами научился раньше, чем дрочить. Драться — раньше чем стрелять. Его учили лучшие инструкторы, которых мог найти отец. Дзю-дзюцу, айкидо, крав-мага,  кёкусинкай, бокс — Асами не требовалось становиться мастером боевых искусств или владеть поясами любых цветов, его задачей было вобрать в себя все лучшие и смертельные приёмы из разных школ, научившись эффективно применять их в зависимости от ситуации.

К тому времени, как семье его отца потребовался профессиональный боец для защиты интересов организации и охраны путей контрабанды наркотиков и оружия на Востоке, где бесконечно проходили одни боевые действия за другими, Асами был готов взять на себя руководство отрядом и отправиться на войну. После того, как он оттуда вернулся, то в совершенстве знал, куда именно надо стрелять, чтобы человек прожил ровно столько, сколько требовалось. Или не прожил вовсе. Какие ранения причиняли максимально много страданий, какие оставляли в живых, какие убивали мгновенно. Как пахнут внутренности. Сожжёная плоть. Кровь.

Акихито не стоило знать, откуда у Асами подобные знания.

Акихито не стоило вообще давать Асами знания о своём существовании. Но теперь было поздно.

— Я тут живу, — хмыкнул Асами, не двигаясь с места, но внимательно наблюдая за всеми перемещениями Акихито по дивану.  — Спешил, — согласно кивнул он, отлипая от косяка и перетекая в более собранную и готовую к броску позу.

Мальчишка снова собирался провернуть свою излюбленную технику побега, но сейчас Асами был на своей территории. В своём логове, куда так неосторожно забралась его добыча, и он не собирался отпускать её так просто. В идеале — вообще не собирался. В идеале он собирался уволочь Акихито в спальню и пару часов знакомить его со своей кроватью. А потом поужинать и, может быть ещё немного повалять по постели.
Погрузившись с головой в разгребание последствий предательства и своего длительного отсутствия, он несколько упустил из виду своего любовника, приставив к нему телохранителей, которые следили, чтобы тот не наделал слишком больших глупостей. Каждый день просматривал отчёты о перемещениях, встречах, контактах и фотографии. Вспоминал перед сном, сбрасывая напряжение в душе. Но в целом да. Преступно мало внимания.

И вот его мальчик соскучился. Требовалось это исправить.

— Узнал, что в квартире меня ожидает кое-что более интересное, чем работа, — сделал он мягкий шаг в гостиную. — И что кто-то портит мне дубовые панели. Из Италии.

Он поймал взгляд Акихито, на мгновение заставляя его замереть, как всегда тот застывал при его виде. Асами практически каждый раз замечал этот момент, когда красивые глаза Акихито затуманивались дымкой желания и сексуального интереса к нему. Он заметил её в ту самую встречу, когда впервые овладел им, лишая девственности. Она пробивалась сквозь ненависть, отчаяние и злость, которые тогда Акихито испытывал к нему. Сквозь ненависть упорно пробивалась похоть.

Асами бы не стал трогать его второй раз, если бы не знал, что Акихито хотел его также сильно, как и он. Асами просто потребовалось немного времени, чтобы показать Акихито потребности своего тела и убедить, насколько ему нужен бизнесмен. И сейчас он снова видел это влечение к себе, даже не смотря на то, что мальчишка пятился назад, собираясь бежать.

Что ж. Асами нравилось его ловить.

— Аки!

Он бросился в погоню, огибая кресло и журнальный столик, упуская жертву из вида — слишком большая была у того фора. Но, как он и предполагал, к выходу тот не побежал, а рванул в другую сторону, пронёсся мимо спальни Асами и скрылся в последней комнате, запирая за собой дверь.

На замок!

Асами дёрнул за ручку. Другой раз. Третий и раздражённо ударил кулаком по крепкому деревянному полотну.

— Акихито, открой дверь! — приказал он, хмуро прикидывая варианты.

Дверь открывалась наружу, выбить её было очень сложно, так как она упиралась в укреплённый железный косяк, вмонтированный в бронированные стены. Когда-то здесь расстреляли предыдущего хозяина, с которым Асами тесно дружил, и после того, как он забрал, получив в наследство квартиру, он её слегка модернизировал, укрепив стены и поставив пуленепробиваемые стёкла, усвоив хороший урок, что нигде не может быть слишком безопасно. В этих комнатах можно было переждать нападение достаточное количество времени, чтобы дождаться приезда охраны. Единственная возможность открыть дверь — выломать замки, но для этого надо было знать, где они находились с обратной стороны, ибо с внешней замочных скважин не было. Ещё, конечно, можно было бы пройти через секретный проход за кроватью Асами, но для этого пришлось бы его раскрыть — раз, и отойти от двери — два. Поэтому, взвесив все аргументы, Асами принял единственное верное решение.

Он вытащил из наплечной кобуры пистолет, который по просьбе охраны после ранения теперь всегда носил с собой, проверил обойму, взвёл курок и разблокировал экран смартфона, чтобы посмотреть, где именно сейчас находился Акихито. Камеры, установленные в квартире, от общей охранной сети он отключал, когда возвращался домой, чтобы ни у кого не было возможности взломать их, но у него оставался локальный доступ для экстренной связи с системой наблюдения, как раз на случай нападения. Асами отправил телохранителю сообщение, что шум в квартире находится под его контролем, ещё раз убедился, что Акихито не передвинулся и не встал на линии огня и сунул телефон в задний карман брюк, чтобы не мешался. Прицелился, опуская дуло так, чтобы пуля не срикошетила о косяк, не задела Акихито, не улетела в стекло, и разрядил обойму в замок, выстреливая его из дерева. Половина патронов на один замок, половина на второй, хоть он и не был уверен, что мальчишка закрылся на оба, второй щелчок Асами не слышал. Но на всякий случай выбил и его. Рванул на себя дверь, срывая остатки цепляющихся за коробку железных деталей, и ворвался в комнату, следя за тем, чтобы не наступить разутыми стопами на острые щепки и не врезаться в коробки.

— Не смей закрывать на ключ проклятые двери в моём доме! — рявкнул он и, всё ещё сжимая пистолет в руках, ринулся на Акихито.

Мальчишка выскочил в окно.

Это уже становилось традицией.

— Я не считал, я видел, — раздражённо выдохнул Асами, останавливаясь напротив Акихито. Вытащил из кармана телефон, показывая экран. — Здесь камеры, — махнул он пистолетом куда-то в сторону потолка. — Я точно знал где ты и куда можешь побежать, и никогда бы в жизни не задел тебя.

Хватило с него одного раза. За свою жизнь он встретился со множеством выстрелов, но только один из них напугал его сильнее всех. Когда после оглушающего грохота Акихито упал, а Асами был так далеко, что не успел поймать. Не успел остановить. Он даже не понял тогда, как добежал до нижней палубы, с трудом помнил лишь цветастые одежды Фейлона, который держал ему дверь лифта. А дальше кровавое марево, отпустившее лишь после того, как Акихито зашевелился под его руками и открыл глаза.

Он не знал, что бы сделал, если б не открыл. Если бы так и не смог уловить его дыхания. Если бы Акихито погиб там. Асами бы уничтожил этот проклятый лайнер. Лайнер, Фейлона, Арбатова, всю чёртову русскую мафию. А потом вырезал бы всю байше. Каждого, до кого бы смог дотянуться.

Асами Рюичи был очень спокойным и сдержанным человеком, виртуозно управляющим своими эмоциями. Но если кому-то удавалось его по-настоящему разозлить, то ледяной самоконтроль ледяной глыбы взрывался и превращался в бушующий огненный хаос, сжигающий всё на своём пути.

Даже Фейлон не стал связываться, удовлетворившись возвращением своих документов. В конце концов он поймет, что получил намного больше, чем потерял: похищенные документы и верного слугу. А то, что глава байше не убил Йо Асами точно знал. И немного жалел. Йо был очень эффективным и преданным человеком, много лет снабжавший его информацией прямо из самого нутра байше. Но Асами принял его отставку. Он уважал честную позицию Йо. В конце концов люди имели право менять работу.

— Моё ужасное поведение? — чуть вопросительно приподнял брови Асами. — Аки, — укоризненно произнёс он, впрочем, собираясь выслушать. — Ну, давай.

Он сложил руки на груди, стоя напротив Акихито у распахнутого окна и внимательно смотря на него. Асами, не смотря на то, что являлся мужчиной, ещё и был одним из самых успешных бизнесменов во многом потому, что умел совмещать и делать несколько дел одновременно. В данный момент он слушал и раздевал любовника взглядом, начиная с растрёпанной светлой макушки, — Акихито за эту неделю обновил цвет и покрасился, Асами больше не видел отросших корней и выгоревших на тропическом острове блеклых кончиков. Изящная линия шеи, уродливые синяки на которой он перекрывал своими собственными пальцами. Сейчас на ней не осталось ни следа, но Асами не обманывался, — он понимал, что воспоминания уничтожить намного сложнее, и Акихито ещё будут преследовать кошмары, где его душат, и страх повторения, возможно, он какое то время не сможет носить свои любимые длинные шарфы, оборачивающиеся вокруг шеи. Сильный, крепкий силуэт плеч, на одном из которых белел свежий шрам от пули.

Возможно, ему стоило найти своему мальчику хорошего, проверенного специалиста, чтобы помочь справиться с последствиями похищения и попытки убийства. Или свозить в храм.

Асами дьявольски ненавидел каждого, кто оставил след на теле и душе Акихито.

Только ему позволялось причинять Акихито боль. Потому что только он умел делать Акихито больно так, чтобы тот получал от этого наслаждение.

— Я забрал твои вещи когда ты был в Гонконге. Ты просрочил платёж, и я не хотел, чтобы их выкинули на помойку или украли. А потом просто не посчитал важным, потому что ты сам попросил меня взять за себя ответственность. Я согласился. Разве за этим не следовал переезд? Ты попросил — я сделал. Зачем мы сейчас ведём этот разговор? Это нерационально.

Асами не любил тратить время. У него этого времени было слишком мало, чтобы терять его. Разговор с Акихито предполагал вначале хотя бы найти этого самого Акихито, потому что тот, на минуточку, сбежал в ту же секунду, как его нога ступила на Японскую землю. Но к тому времени все его вещи уже были в квартире Асами. Он всего лишь распорядился, чтобы в старое жилище Такабы отвезли ключ и удостоверились, что именно мальчишка его забрал. А дальше он, откровенно говоря, просто забыл об этом, погрузившись в бесконечный круговорот дел, которые требовалось сделать.

— И доверие, о котором ты говоришь, почему то не распространяешь на меня. Акихито, — мягко произнёс Асами, снимая пиджак и скидывая его на кровать в углу комнаты. — Доверие — обоюдоострый клинок. А ты не доверяешь мне. Не слушаешься меня. Пытаешься справиться со всем в одиночку, и я одобряю это, но ты лезешь туда, с чем не в состоянии бороться. Забыл про Фейлона? Есть вещи которые намного сильнее тебя. И я хочу, чтобы ты приходил с ними ко мне. Чтобы ты доверял мне, когда я прошу тебя не лезть. Потому что знаешь, чего я боюсь больше всего? Что однажды я просто не успею. Потому что ты сильный. Но ещё недостаточно, чтобы справиться. Ну же, малыш, признай, что ты просто захотел меня увидеть, и иди ко мне. Хватит убегать.

Ладно. Акихито хотел поиграть. Что ж, Асами не против. Ему как раз требовалось размяться после долгого сидения в офисе. Он сунул пистолет в кобуру и побежал обратно в коридор, чуть морщась от того, как неприятно задёргались онемевшие мышцы в ране на бедре. Швы сняли всего три дня назад, как и бинты, оставив лишь прикрывающий свежий шрам стерильную самоклеющуюся повязку. Врач остался доволен заживлением, даже не смотря на то, как отчаянно Асами пытался саботировать процесс, гоняясь с ранами по всему Гонконгу, и прописал программу реабилитации, которую бизнесмен, разумеется, ещё даже не начинал, променяв массажи и растягивания на работу.

Бежать, к счастью, оказалось недалеко. Соседняя комната — спальня Асами. В принципе, там можно было и остаться. Он распахнул дверь, перекрывая самим собой дверной проём и обыскивая комнату взглядом, чтобы найти Акихито.

Асами был готов. Глобально. Всецело и всеобъемлюще. Ко всему. Привыкший держать весь контроль в своих руках, он полагался только на себя, с трудом уступая некоторые позиции своим самым верным людям. И только с одним у него не получалось — Акихито. Мальчишка оказался настолько непредсказуемым, что время от времени вгонял в ступор не только Асами и окружающих людей, но и самого себя.

Предсказуемость Акихито заключалась в его всеобъемлющей непредсказуемости. Из всех выборов он делал именно тот, у которого не было шансов вообще. Если можно было сказать: “нет, никогда в жизни!”, то именно так Аки и поступал. Удивительная стабильность в нестабильности и постоянство в непостоянство. В отличие от упорядоченности Асами, жизнь Акихито представляла собой бесконечный шторм, хаос и разлаженность. Акихито, словно энтропия, рассеивал беспорядочную энергию во вселенной порядка Рюичи. И, удивительно, но таким образом поддерживал равновесие в их системе отношений.

Понимание особенностей блуждания мыслей Акихито внутри собственной головы несказанно облегчило бы жизнь Асами, если б в тот момент его мальчик находился там, где должен был быть — в постели бизнесмена. Но Акихито был в Гонконге. И совершенно не с туристическими целями. Асами осознал это слишком поздно, — что рассчитывая на рациональное и рассудительное поведение мальчишки, он совершенно не брал в расчет его непредсказуемость.

И отпуская тогда Акихито, давая ему свободу действий после ошибки, он действительно рассчитывал, что тот не отправится совершать следующие. Был уверен, что Аки, поняв опасность ситуации, пойдёт домой к друзьям и отсидится там, дав возможность разобраться с тем, что он натворил тем, кто это мог. Но…

Ему не надо было тогда оставлять Акихито одного. Он должен был предположить, что первое, что тот сделает, выйдя из отеля, это глупость. Её он и сделал, рванув к Фейлону.

Больше Асами подобной ошибки повторять не собирался.

Теперь главное, что служило доминантой всех его решений по поводу Акихито,
это безусловное принятие фактора невозможности — если что-то было абсолютно невозможно совершить, то скорее всего Акихито сделает именно так. Ну а для безопасности требовалось быть готовым и ко всем остальным вариантам. Как только Асами принял это как данность, его жизнь стала намного предсказуемее и упорядоченнее. Теперь он снова был всегда готов. И контроль вновь оказался в его руках.

Асами не мог предсказать, куда побежит Акихито, но у того на выбор были две двери, так что следовало начать с первой, и если в спальне мальчишки нет, то вариантов оставалось немного. Ровно один. Асами не знал, как далеко был Акихито от двери, и был ли там вообще, но учитывая непредсказуемость энтропии его жизни, если что-то не могло оказаться за дверью, то скорее всего оно окажется именно там.

По крайней мере подготовиться никогда не помешает.

Поэтому когда Асами распахнул дверь, он покрепче упёрся ногами в пол, чтобы встретить предполагаемый удар. Или не встретить, тут шансы пятьдесят на пятьдесят. Но лучше подготовиться, чем потом целоваться с полом. Потому что целовать в последний год Асами предпочитал только Акихито.   

Тот предсказуемо неожиданно влетел в его объятия, серьёзно пошатнув, но Асами выстоял, покачнувшись от удара, чуть приседая на одну ногу и восстанавливая равновесие. Крепче прижал к себе упирающееся тело, вжимаясь носом в висок Акихито, и вдыхая его запах, по которому успел соскучиться за эти недели разлуки. Влажно поцеловал тонкую кожу возле глаз и скользнул языком по скуле, оставляя горячий след, окончившийся у краешка губ, который Асами прихватил зубами, прежде чем поцеловать Акихито.

Асами любил вкус Акихито. Он был кинестетиком и любил познавать любовника всеми чувствами. Ему нравилось смотреть, слышать, прикасаться. Ощущать. Изучать запахи. Вылизывать. Акихито вкусный, с едва уловимым запахом соли с разгоряченного тела, остатками какой-то молодёжной туалетной воды, вредной и любимой еды, которую он ел, пока ждал Асами с работы и собственным, уникальным ароматом, возбуждающим и распаляющим желание.

— Я знаю, — ответил с едва заметной ухмылкой, легко прикусывая ухо по всей кромке. — Ты не умеешь сдаваться.

Акихито — боец, который как бы сильно не подал, всегда поднимался с колен. Этим он и привлёк Асами. Сильный, отважный малыш, сражающийся за своё мнение и принципы. Честный и добрый. Такой человек, который должен держаться от него подальше. Да и самому Асами лучше было не хотеть Акихито себе, ибо падение в бездну сказывалось и на ней. Она поглощала, растворяла в самой себе, забирала душу, делая частью себя. Сливаясь и изменясь.

Асами никогда не врал себе, это было непродуктивно, бессмысленно и приводило лишь к ошибкам. Поэтому не стал и в этот раз, принимая полностью тот факт, что Акихито на него оказывал такое же влияние, как и он на него. Вот поэтому Асами стоило держаться от мальчишки подальше. Но сейчас было слишком поздно. Акихито слишком глубоко пал в бездну тёмной страсти Асами, чтобы тот мог отпустить его.

Но он мог отпустить его сейчас. Его с самого начала развеселила эта история, и раз уж он закончил работать, то ничего не мешало ему поиграть с Акихито, если тому так  захотелось. Это было забавно. Развлекало их обоих. В конце концов у них всегда были на редкость интересные прелюдии, а он с самой первой их встречи любил ловить Акихито. Да и на кой чёрт ему такая здоровенная квартира, если он не мог позволить своему любовнику по ней побегать. Асами тихо хмыкнул и разомкнул руки, выпуская Акихито на свободу и давая шанс сбежать.

Недалеко.

За последний год с небольшим Асами успел насладиться всеми спектрами эмоций Акихито. Сам он плохо умел выражать свои чувства, и внешне проявлял их примерно как железобетонная балка в Токийском заливе: так же конкретно, однообразно и смертоубийственно, особенно если к этой балке привязано тело. Поэтому эмоции Акихито он обожал, так как они помогали ему ощутить их вместо своих.

Даже если внутри Асами бушевал пожар, он всегда был надежно скован крепкой, обугленной коркой застывшего жжёного грунта. Как горящие торфяники, внешне спокойные и застывшие, обманчиво безопасные, но стоило сделать лишь один неверный шаг и под ногами обрушивалась огненная бездна. Но и она сжигала лишь в глубине глаз, в бешеном взгляде и стиснутых зубах, едва ли заметных на внешне невозмутимом лице. Поэтому многие — практически все, — весьма опасно и ошибочно считали его каменным. Бесчувственным. Холодным. Асами это устраивало. Отец с детства учил его скрывать своё состояние от окружающих, чтобы никто не мог догадаться, о чем он думал. Чего боялся. Желал. Эмоции — это слабость, говорил отец. Когда мозг захлёстывали эмоции, то разуму там места не оставалось. Поэтому никому никогда нельзя позволять лишать себя душевного равновесия и туманить трезвость мысли. И Асами усвоил уроки: отца, японского воспитания, тренеров и учителей. Больше он никогда не обнажал ни перед кем свои страсти.

Но только снаружи.

А внутри всё бурлило, ликовало от встречи с чужими эмоциями. Асами питался ими, не способный выражать сам, он забирал их от других, нередко провоцируя людей вокруг себя на эмоциональные срывы. Неосознанно он окружал себя тонкими, чувственными людьми, как энергетический вампир высасывая их досуха. И Акихито, сверхэмоциональный, открыто и ярко демонстрирующий миру своё состояние, стал для него подобным источником эмоциональной подпитки. Самым любимым и упоительным источником. Его личным освежающим оазисом чувств в пустыне хладнокровия. 

Акихито так легко было раздразнить.

Так легко манипулировать, заставлять кричать, — особенно от оргазма, — вызывать восхищение, возмущение и счастье. Слёзы. Самый чудесный и страстный малыш.

Асами обожал его.   

Он едва заметно качнул головой и привалился к косяку двери, насмешливо смотря на растянувшегося на полу Акихито.

— Тебе там точно удобно, Акихито?

Он впитывал всем собой эмоциональный коктейль, что выражало лицо и каждая клеточка тела Акихито. Пряно-острую смесь из обиды, злости, возмущения, недоумения и разочарования можно было попробовать на вкус. Асами даже провел языком по губам, собирая его, — у него был аромат недавнего поцелуя с Акихито. Запах прильнувшего к груди Асами тела. Ощущение мягкого прикосновения зубов на губе. Терпкая дрожь предвкущающего возбуждения.

Ох, Асами играл на вожделении Акихито как на прекрасно настроенной скрипке с самой их первой встречи. И это обиженно-разочарованное выражение на лице Аки, которого поманили конфеткой, но не дали — совершенно очаровательно.

О да… Малыш так неприкрыто хотел его, что даже перестал обманывать самого себя.

— Помочь тебе, Акихито? Кажется, ты куда-то бежал, — подсказал он, потому что Аки как то подозрительно затих. Кажется он своего малыша сломал. Но он, правда, не ожидал, что Акихито настолько расслабится в его руках, что без поддержки потеряет равновесие и упадёт. Раньше тот был куда более ловким. Да буквально пару минут назад, когда выпрыгивал в окно. — Может тебе подушку под задницу подложить? А то сидеть неудобно.

И после того, как Асами закончит с ним, станет ещё неудобнее.

Асами любовался сменой выражений на красивом лице Акихито, на котором как феерверки в ночном небе расцветали алые пятна ярости. Красивый. Красивый, чудесный, отзывчивый малыш. Никто так не умел отдаваться страсти в постели, как Акихито. Его любимый мальчик.

Тот вдруг взвился над полом, срываясь с места и раздражённо стукнул Асами подушкой, вызывая очередной смешок. Они копились у него в груди, сталкивались друг с другом как мыльные пузыри, лопались радужным весельем, пока не повалили наружу смехом. Асами рассмеялся, огибая злополучную подушку и следуя за Акихито, который, гордо вскинув голову, отправился куда то. Уже даже не бегом. Сердитым, чеканным шагом прямо…

В коридор к выходу.

К выходу, где над дверью всё ещё висело приготовленное заботливыми ручками Аки ведро с водой для Асами. Которое тот совершенно точно собирался обрушить на непослушного мальчишку после того, как закончил бы с ним играть. Но, у Акихито были свои планы на это злополучное ведро.

Асами закатил глаза и остановился на приличном расстоянии от упрямо шагающего Аки, даже не собираясь его тормозить.

Не рой другому яму, Акихито…

Самой главной ошибкой Такабы Акихио — не единственной, разумеется, иногда Асами казалось, что вся жизнь его маленького фотографа состояла из одних ошибок, и это глобально было весьма хорошо, так как именно ошибки запоминались людьми лучше всего, на ошибках учились, но только не тогда, когда из-за промахов мальчишки по Токио начинали свободно перемещаться члены китайской организованной преступности и этого самому мальчишку у Асами красть, а в самого Асами стрелять. Так что ошибок Акихито совершал предостаточно, но самая большая из них заключалась в том, что он совершенно неправильно оценивал отношение бизнесмена к себе. Ему казалось, что тот его не уважал — не мог в силу возраста и жизненного опыта, не принимал всерьёз и не считался с личным мнением. И эта разница в их статусах будто должна была как-то принижать Акихито в глазах Асами, делать хуже, неполноценнее, при этом он полностью упускал из виду тот факт, что все те качества, которые Акихито ставил себе в минус, самим Асами они однозначно зачислялись в плюс.

Впрочем, будто существовало хоть что-то, что Асами в Акихито действительно не нравилось. Кроме непреодолимого желания тыкать палками во все встречные осиные гнёзда и смотреть, как рассвирепевшие насекомые кружат вокруг и пытаются его насмерть искусать. С другой стороны, именно такая палка, воткнувшаяся в одно очень большое  и опасное гнездо, заставила самого большого и жирного паука Токио выбраться из него и лично — засунуть в задницу тыкающего его тыкалку, чтобы больше не тыкал — познакомиться с беспокойным объектом. Но то ли Асами засунул что-то не то, то ли не туда, то ли Акихито просто был альтернативно понимающим, что скорее всего являлось истиной, журналиста это от него не отпугнуло. Сам же бизнесмен спустя какое то время осознал, что приклеился к беспокойному мальчишке, словно увязнув в сладкой отравленной патоке-ловушке, неспособный больше вырваться из липкого наваждения, а только лишь крепче погружаться в это наркотическое и непривычное для него состояние. 

Влюблённости.

В мальчишку, младше него больше чем на десять лет, с такой пропастью в статусах, что между ними не то что провал, а целый космос, где Асами на одной планете, а Акихито на другой.

Но, ведь именно для этого и придумали космические корабли? Чтобы летать.

Именно эта разница и привлекала Асами к Акихито. То, что тот был намного младше, неопытнее, наивнее, жил в другом мире, который соприкасался с миром Асами лишь в тот момент, когда бизнесмен приезжал к дому друзей Такабы, чтобы забрать его. Асами наслаждался тем, насколько Акихито был не похож на него, насколько по другому смотрел на мир, как видел одни и те же вещи совершенно иначе, как любил то, что Рюичи казалось неважным. До того момента, как он не выбрался на свет из своей дыры, чтобы посмотреть, кто же так отважно топтался по крышке его норы.

Если бы он хотел себе уважаемого, опытного партнёра с похожим жизненным путём, он бы давно уже сделал предложение Киришиме.

Но он не сделал. И никогда не сделает. Потому что Киришиме никогда в жизни не придёт в голову угрожать Асами ведром холодной воды. И это было потрясающе. Это настолько выбивалось из всей жизни бизнесмена, что он действительно пребывал в восторге. Обычно когда на него обижались, то нанимали киллера. А месть Акихито была настолько удивительно нормальной и обыденной, что Асами в очередной раз вспомнил, что эти обыденность с нормальностью вообще существуют за пределами его безумного, жестокого мира, в котором ошибки не прощали. В нём резали пальцы и казнили.

Вот за это он и любил Акихито. За то, что сорвав крышку его гнезда, он впустил туда солнечный свет. И, однажды попробовав погреться в нём, Асами не собирался его терять. И был готов поджечь весь чёртов мир, чтобы Акихито продолжал ему светить.

Акихито тотально ошибался в том, что хотел заставить Асами себя уважать. Потому что Асами уже давно уважал его. Что, впрочем,  не мешало ему смеяться над ним. И умиляться одновременно. Что-то подобное, наверное, люди испытывали к засыпающим на ходу котятам и щенкам, падающих от неспособности догнать собственный хвост. И как недоумевающий котёнок, не рассчитавший силы и свалившийся в миску для питья, Аки уже оседлал обиду и мчался на ней в сторону окончательной потери здравого смысла вместе с логикой заодно. Мокрый, очаровательно надутый, смущённый — Асами отсюда видел, как пылали его щёки, которые тот настойчиво прятал от него, — притягательно-сексуальный в облепившей стройное тело мокрой одежде, и ещё чуть-чуть жалкий.

Вос-хи-ти-тель-но. Полный комплект, чтобы часть крови Асами двинулась в сторону заинтересованно приподнявшегося члена. 

Эмоции настолько захватили разум Акихито, что думать тот уже точно не мог. Вот поэтому Асами и думал за него, оберегая от опасностей и отлавливая роящихся настырных ос, сжирая их со всеми лапами. Если Акихито хотелось тыкать палками в гнёзда, значит Асами ему мешать не станет. Но о безопасности позаботится. Потому что это его солнечный мальчик.

Его малыш.

И сейчас Акихито мог подхватить простуду или заработать себе какое-нибудь воспаление, чего Асами совершенно не хотелось. Как и оставлять его посреди холла перед лифтами. А в то, что тот никуда не мог уйти, он прекрасно знал. Потому что лифт то без специального ключа поехать не мог. Как и открыться замок на лестничную клетку. Поэтому Асами неторопливо прошёл через залитый водой коридор, ступая прямо по лужам, от чего мгновенно намокли носки, обнимая ступни жалящим холодом, и открыл дверь, приваливаясь к косяку.

Акихито перед лифтом дулся. Бурчал, огрызался и дулся. Обвиняя во всех смертных грехах Асами, особенно, видимо, что тот не прошёл через дверь и не вылил это злополучное ведро на себя.

Как, впрочем, и всегда.

Времена года сменяли друг друга, сверхновые рождались, звёзды умирали, солнца остывали, а Асами был во всём виноват. Что НЛО прилетело на землю, что Япония похожа на морского конька, что квартплата поднялась… Правда, сейчас Асами был виноват, что квартплата у Акихито исчезла полностью, вместе с его квартирой. Вот в этом Асами точно был виноват.

Чудовище.

Злодей.

А ведь Асами его предупреждал. В тот самый первый раз. Что Акихито не хватит сил бороться с ним. И в этом Аки был виноват сам. В том, что продолжал возвращаться снова и снова. В том, что больше не мог уйти. И не сможет.

А если когда-нибудь попробует, то Асами его не отпустит.

Никогда. 

— Нет, не остаёшься, — возразил Асами, ставя замок на предохранитель, чтобы не защёлкнулся за спиной. Неторопливо закатал рукава рубашки, переступил порог дома, — всё ещё в мокрых носках, — и направился к Акихито. — Ну же, малыш, — тихо произнёс, ласково проведя пальцами по подбородку Акихито. — Холодно. Будь хорошим мальчиком.

Он притянул Аки к себе за талию и обнял, горячо целуя в замёрзшие от воды губы. Прижимая к себе и ероша носом промокшие насквозь волосы, вдыхая раскрывшийся запах, целуя скулу и висок. Слизывая капли с кожи. Затем чуть присел и закинул надутого мальчишку себе на плечо. Крепко перехватил за ноги, держа, чтобы тот не грохнулся, извиваясь, — а что Акихито будет сопротивляться, Асами даже не сомневался, не первый раз уж так таскал, — шлёпнул для аргументированности по заднице, и понёс его обратно в квартиру. Ногой по пути захлопнул входную дверь, направляясь дальше по коридору, откуда они уже пришли, сворачивая раньше спальни в ванную комнату. 

Ревность чуть дёрнуло воспоминаниями о том, когда Акихито в первый раз похитил Фейлон. Тогда Асами также нёс Акихто в душ, только в отеле, чтобы отмыть его от чужих прикосновений и следов. Чтобы вновь вернуть его себе.

Асами ненавидел когда кто-то покушался на его мальчика.

Он впихнул Акихито под лейку, открывая горячую воду. И запер его в кольцо своих рук, упираясь в стену по обе стороны от него. Не обращая внимания на то, что на контрасте с холодом обжигающая вода текла по дорогой сорочке и разрушала идеальную укладку на голове.

— Вот теперь мы оба мокрые, — тихо ухмыльнулся Асами. — Как ты и хотел.

— Зачем? Разве ты не знаешь, что воду нужно экономить?

Асами неопределённо пожал плечами, откидывая голову и зачёсывая пальцами волосы назад, чтобы вода с них не застилала глаза. Он по-королевски стоял в ванной, будто это не его рубашка липла к груди, очерчивая все линии тела и натягиваясь на затвердевших от трения сосках. Стоял так, будто это было самым нормальным и естественным для него времяпрепровождением — мокнуть в одежде под душем.

Он зацепил узел галстука, с трудом поддавшегося из-за влажной ткани, распуская его настолько, чтобы стянуть через голову и откинуть в сторону. Расстегнул две пуговицы на воротнике, приоткрывая больше кожи.

— К тому же у меня большой душ, — тряхнул он головой. — В самый раз для нас двоих.

Они играли в эту игру столько, сколько существовали их отношения. Акихито убегал — Асами догонял. Аки сопротивлялся, а Асами это сопротивление ломал. И им обоим это нравилось. Ему нравилось. И Акихито. Он увидел это в глазах мальчишки, когда первый раз склонился над ним, угрожая и пытаясь предостеречь.

Вызов.

Вызов, который Акихито бросал ему, предложение с обещанием награды в случае победы. Акихито нравилось принуждение, нравилось насилие в строго очерченных границах, но отдаваться первому попавшемуся он бы не стал. Как в диком мире самца оценивали по силе, ловкости или сложности танца, Акихито выбирал того, кто смог бы его удержать. Асами знал, что перейди он незримую черту, рамки, которые они не обговорили (и не будут, так как Асами не признавал договоров — раз, и ему нравилось самому исследовать территории дозволенного — два), то Акихито сбежит по-настоящему, даст отпор, сломить который будет возможно, но лишь окончательно и непоправимо уничтожив личность фотографа.

Асами это было не нужно. Он с лёгкость мог получить кого угодно, любых мальчиков и девочек, каких угодно возрастов, национальностей и внешностей, любые извращения, вплоть до самых отвратительных и смертельных, но ему не нужен был раб. Как и не нужен был свободный любовник. Ему требовался тот, кто мог добровольно отдать свою свободу, но при этом оставаясь независимым настолько, чтобы забрать её обратно в любой момент. У них с Акихито за эти два года сложилась уникальная динамика, понятная лишь им двоим. Даже Фейлон, проведя с Акихито несколько недель, так и не смог до конца понять потребности мальчишки.

А вот Асами смог. Он точно знал, чего тот хотел.

Асаим рассматривал Акихито, медленно расстёгивая пуговицы под его жадным взглядом. Из-за ранения он не мог прокачивать руки и грудь как раньше, рана ещё грозилась вскрыться от слишком большого веса, но к прессу уже вернулся, как и к почти полной программе тренировок, чтобы восстановить обратно прежнюю форму. Так что может быть он и скинул немного с Гонконга, но по-прежнему был хорош. Своей внешностью Асами пользовался с такой же убойной эффективностью и без колебаний, как и пистолетом. И, прекрасно зная, как Акихито реагировал на него без рубашки, неторопливо избавлялся от неё, откидывая насквозь мокрый комок на пол к галстуку.

— Тебе это совершенно не нужно, — произнёс он, задирая подол футболки Акихито вверх и, преодолевая сопротивление, стащил её, обнажая его тело. Развернул фотографа к себе спиной, обнимая и прижимаясь сзади. Целуя в висок и скулу. — Тебе надо потереть спину.

Асами снял с полки гель для душа, выливая его на ладонь, вспенивая под струями душа перед тем как нанести на плечи Акихито, массируя их сильными пальцами, скользя по всей спине вслед за мыльными струйками, стекающими на джинсы фотографа.

— Штаны тоже надо снять, — прошептал он на ухо Акихито, переходя на его грудь с новой порцией геля. — Нужно тебя везде как следует помыть.

— Инфляция, — невозмутимо ответил Асами. — Две и четыре процента. Всё подорожало. И плата за аренду в том числе. Ты сильно сэкономишь, если останешься жить со мной.

Асами многообещающе ухмыльнулся. Как паук мухе, рассказывающий, насколько удобна и мягка его паутина. Акихито, если бы вдруг решился платить за эту квартиру наравне с Асами, ушёл бы в минус всеми своими средствами. Так как даже половина платежей обошлась бы ему раза в три больше, чем тот платил за всю свою. У Асами было даже центральное отопление, и он отдавал весьма внушительную сумму за то, чтобы зимой в его доме было комфортно.

Комфортно.

Со всеми удобствами дорогого жилья, вроде бесконечной горячей воды, швейцара и роскошного вида с террасы. Идеально для человека, который даже не нашёл время, чтобы сменить мебель после прежнего владельца. Который почти всё своё время проводил на работе, приезжая к себе лишь заночевать и поменять костюм. Просто обычная квартира.

Но не уютно.

Не настоящий дом.

Временное место, чтобы поспать, поесть и уехать обратно на работу.

Этой квартире не хватало чего-то, что заставляло бы Асами хотеть возвращаться в неё каждый вечер. И теперь он точно знал — чего. Совершенно конкретное, определённое, блондинистое чего. И, поймав свою муху, Асами не собирался её отпускать, притягивая к себе и набрасывая всё больше и больше клейких нитей.

Впрочем… муха поймана уже давно. Просто всё ещё не верила, что её крылья были намертво склеены, а свобода лишь казалось настоящей, а на самом деле представляла собой не более чем иллюзию, границы которой очерчивались раскинутой вокруг неё паутиной. Что давали ей возможность улететь ровно настолько, насколько позволял паук.

— Я бы никогда не оставил тебя, — мягко произнёс он, накрывая пальцы Акихито своими.

Он мог бы сказать, чтобы Акихито отпустил прошлое, как сделал сам. Мог сказать, что никогда не винил его ни  в чём, даже в смерти своих людей. Он бы ни винил его и в собственной смерти. Но то была тайна, которую Асами хранил так глубоко, что даже перед самим собой старался её не раскрывать. Тайна, которая заключалась в том, что он уже позволил Акихито то, за что других без колебаний убивал.

Он уже простил его предательство.

И пусть оно было совершенно по глупости, пусть Акихито помогал своим друзьям и не знал, что делал, даже не представлял, куда могли завести его шаги, факт оставался неизменным и непоправимым: Акихито его предал. Сдал его врагу. Разрушил все планы и оказался виновен в гибели человека, которого Асами поклялся защитить. Любой другой после подобного уже стоял бы на коленях со всеми отрезанными пальцами с ножом у горла. А всё, что сделал Асами с Акихито — это подставился под пули второй раз.

И отдал проклятые документы.

Чувство вины Акихито было меньшей ценой, что тот мог заплатить за свой проступок.

К тому же давало Асами крошечный зачаток надежды, что мальчишка всё-таки подумает в следующий раз, прежде чем соберётся сделать очередную глупость. Или хотя бы не станет творить эти самые глупости у Асами за спиной. Шансов, конечно, мало, что этот росточек мог вырасти в крепкий здравый смысл и послушание, но, видимо, Асами всё же не до конца утратив веру в чудо. В конце концов одно чудо уже свершилось, — он вернул Акихито. И хоть Асами особо верующим не был, но всё же сходил после возвращения с тропического острова в Святилище Омийя Хатиман и вознёс благодарность божеству Хатиман.

Он притянул руку Акихито к своим губам и медленно, тщательно вылизал его пальцы, которыми тот пытался стереть следы выстрела с кожи Асами. Не сводя с него взгляда и заставляя поднять голову и посмотреть на себя.

— Всё уже зажило. Почти не болит.

Он лгал. Болело и ещё как. В сырую погоду, в промозглый холод, — сейчас как никогда пригодилось это самое центральное отопление, но сильнее всего, когда Асами перенапрягался в попытках вернуть былую форму. Последняя тренировка и вовсе закончилась судорогой и острой болью в срастающихся мышцах, когда он взял в тренажёрном зале слишком большой вес.

Всё это полная ерунда. Они оба живы и целы. Остальное не важно.

— Я тебе её потом верну, — пообещал Асами, избавляясь от футболки где-то за пределами душа.

Сильно позже. Акихито ему нравился без футболки. И без штанов.

— Очень красивые, — согласился Асами. — Но без них — красивее.

Он с силой провёл мыльными ладонями по животу Акихито, размазывая по коже гель и пачкая пояс джинс, прежде чем расстегнуть пряжку ремня, а затем и пуговицу с молнией. С тихим смешком на ухо накрыл пальцами пах.

— Тебе здесь стало тесно, — сообщил он, целуя и прикусывая ухо Акихито, оставляя следы на шее от зубов. — И мокро, — ухмыльнулся он, встряхнув головой, чтобы избавиться от воды, льющейся с волос в глаза. — Это надо исправить.

Мокро не только от воды. Это тело Асами прекрасно знал, и потратил много времени, чтобы научить реагировать на себя так, как требовалось ему, как именно нужно было ласкать, где целовать, чтобы заставить вспыхнуть внутри пожар, или долго распалять, медленно разжигая огонь, мучительно превращая его из тлеющих углей в бушующее пламя. Он не просто изучал Акихито, а учил Акихито узнавать себя. Открывал ему спрятанные глубоко внутри желания и потребности, похороненные под тяжелой плитой социальных правил и навязанного этикета, придуманных норм, бессмысленной морали. Всё это Асами отбрасывал, даря взамен смелость быть собой и быть честным со своими страстями, удовлетворять их, даже если кому-то они казались безнравственными и развратными.

Всё в голове у людей.

Бессмысленные ограничения и запреты.

Асами срывал их с Акихито одно за другим, как слои одежды, покрывавшие тело.

— Так определённо лучше, — вкрадчиво произнёс он, с некоторым трудом избавившись наконец то от джинс Акихито, ставшими от воды ещё более узкими и сложными для быстрого снятия. Пришлось вместе с ними захватить и бельё. О чём Асами нисколько не жалел, вжимая в себя обнажённое тело. — Мой милый мальчик, — обхватил он ладонью лицо Акихито, поднимая его и сминая губы большим пальцем, растирая по ним воду и собственные поцелуи. — Так соскучился по мне.

— Нет, ты должен жить со мной, потому что сам попросил взять за тебя ответственность. Вот я и взял.

И ответственность и самого Акихито. Сомкнув руки в крепких, сильных объятиях и прижав его своим телом к стене. Окончательно завершая плетение паутины, из которой выпутаться уже было невозможно. Акихито знал. Он уже пытался. Не один раз. Они оба знали, что и в этот не получится. Асами держал крепко, и лишь однажды упустил своего мальчика из рук, чуть не потеряв его в итоге. Никогда больше он не желал сталкиваться с теми эмоциями, оказавшимися настолько сильными, что чуть не спалили всё вокруг.

Почувствовав подобное, Асами испугался. Но лишь на мгновение. Вначале ему показалось, что эти чувства делают его слабым. Оказалось — наоборот, они придавали ему силы, и именно тогда он понял слова матери, которые та говорила ему в юности.

“Влюбишься однажды по настоящему, и перед тобой откроется весь мир”.

Когда-то давно он уже встретил такого человека, семь лет назад, но оказался не готов впустить его в свою жизнь, и это прошлое чуть не лишило его будущего.

Больше подобной ошибки он не совершит. 

Акихито принадлежал ему. Весь. Без остатка. От ступней до кончиков выбеленных волос. Асами отдал за него очень много: миллионы долларов, пулю в плечо, репутацию, время, верных людей. И часть сердца, что навсегда осталась на палубе тихоокеанского лайнера, когда Акихито упал, сражённый выстрелом.

Мальчишка будет расплачиваться с ним вечность, и то, даже её не хватит, чтобы вернуть свой долг. Поэтому Асами собирался владеть им как минимум до конца своей жизни. А если получится, то и после смерти.

— Конечно из-за воды, — кивнул Асами. — Вот поэтому они тебе больше и не нужны. Одно неудобство из-за них.

Раздевать Акихито всегда было его любой частью прелюдии. Неторопливо снимать с него вещь за вещью, медленно обнажая перед собой не только тело, но и душу, наблюдая, как мальчик заливается краской всё сильнее и сильнее с каждым упавшим на пол предметом. Или яростно срывать с него одежду, грубо покрывая поцелуями открывавшееся взору тело. Или же как здесь, высвобождая Акихито из плена промокшей ткани, тесно облепившей его поясом целомудрия.

У Асами был от него ключ — затуманенные похотью глаза, подрагивающие ноги и руки, бездумно гладящие его по спине. Акихито сам начал помогать ему в самом конце, уже с трудом сдерживая своё нетерпение.

Очаровательный, возбуждённый малыш. Асами довольно ухмыльнулся, взбивая в пену очередную порцию геля на спине Акихито.

— Работал, — честно ответил он, массируя плечи Акихито мыльными пальцами и ещё больше расслабляя мышцы. — Нужно было разобрать бардак после Гонконга. И дал тебе время подумать. Это твоя вина, что ты так долго думал, — обхватил он ладонями лицо фотографа, внимательно глядя ему в глаза. — Я на время дал тебе свободу, которую ты так желал. Свободу, чтобы обдумать всё и осознать, что именно ты попросил у меня. Свободу, которая на самом деле тебе не нужна, Акихито. Но ты так упорно цеплялся за призрак своей прошлой жизни, что совершенно не заметил того, как она изменилась, — покачал головой Асами, сильнее сжимая пальцы под челюстью Акихито. — Я дал тебе то, что так страстно желало твоё тело.

Он медленно разжал пальцы, оглаживая подушечками следы, которые наверняка оставил своей хваткой. Как он и сказал: “Только я имею право оставлять на тебе следы, Акихито”. И Акихито признал это право за ним.

— А сейчас я даю тебе то, что желает твоя душа.

Асами опустился на колени, не переставая смотреть Акихито в глаза, и провёл ладонями по его бёдрам, собирая струи воды в небольшие водопады, что текли уже с его рук. Он повторил их движение губами, только против течения, снизу вверх, выцеловывая длинные полосы, тянущиеся к паху. Встряхнул головой, пытаясь избавиться от воды, что застилала глаза, но лишь насквозь мокрые, тяжёлые пряди волос, с которых лилось ещё больше, упали на лоб, полностью разрушая утреннюю укладку. Асами обвёл языком ствол члена Акихито, с головой, точнее напряжённой, истекающей смазкой головкой выдающей истинные желания фотографа, с силой обхватывая кончик и стимулируя его, а затем отстранился, поднимаясь на ноги.

— Здесь слишком мокро, — сказал он и накрыл губы Акихито глубоким, влажным, вылизывающим поцелуем, щедро делясь с ним его же собственным вкусом.

Брезгливость, скромность и чувство меры, — не то, что составляло компанию Асами во время секса. Да и вообще когда-либо составляло компанию. Не факт, что они вообще хоть раз с бизнесменом встречались.

Он быстро домыл Акихито и, затем, себя, раздевшись вслед за ним до конца, выключил воду и снял с крючка большое, пушистое банное полотенце, завернув в него мальчишку в красивый, плотный кокон, лишая возможности двигаться. Затем подхватил его на руки и понёс в кровать, по пути отпихивая ногой большой комок промокших тряпок, в которые превратился его костюм. В спальне он просто скинул на огромную кровать Акихито, выпутал его из полотенца и устроил между своих ног, лишая возможности выбраться и сбежать.

Как и всегда.

Даже до Гонконга, на время исчезая из поля зрения фотографа, он давал тому лишь мнимую, кажущуюся свободу, всегда точно зная, где находился его малыш. Только однажды отвернулся, отпустил по настоящему, надеясь, что тот поведёт себя благоразумно, и, что уж скрывать, понадеялся, что снотворное подействует подольше. В следующий раз он просто привяжет его к кровати и запрёт в квартире, выкинув ключ. 

— Ты только мой, Акихито, — прошептал он ему на ухо, целуя в висок и убирая за ухо влажные пряди волос. — Я больше никогда не отпущу тебя.

— О да, — гортанно усмехнулся Асами, целуя в ответ долго и больно, терзая губы Акихито своими, кусаясь и вылизывая его рот, требовательно забирая себе всё, что пропустил за эти дни разлуки. — Ты очень непослушный малыш. Столько проблем из-за тебя.

Но это проблемы Асами. Он знал, что так получится. Знал, с первой минуты, как захотел Акихито себе: что вместе с собой он принесёт мальчишке не только наслаждение, но и боль. Не ту, что он дарил ему своими руками, а другую, настоящую, опасную, которая грозила ему от врагов Асами. Он знал, что рано или поздно найдётся безумец, что рискнёт перейти ему дорогу, и воспользуётся для этого самым очевидным. Вот только он не ожидал, что этот безум объявится настолько рано, когда Асами ещё не будет готов к нему.

Ну, или незаконченное дело в прошлом наконец-то настигнет его в настоящем.

Вот поэтому он никогда не оставлял дела незаконченными.

Асами потянулся к тумбочке, придавливая своим тело Акихито, чтобы тот не надеялся, будто может обрести хоть какую-то свободу. Не от него. Не от Асами, и, не отрываясь от губ своего мальчика, на ощупь нашёл в верхнем ящике искомое. Достал и лишь после этого приподнялся, отстраняясь и давая Акихито возможность сделать глоток воздуха.

Отпуская.

На секунду.

Лишь для того, чтобы удобнее сесть и, обхватив Акихито, с силой перевернуть его на спину, заводя руки за спиной. Мгновение полюбоваться красивой, изящной спиной с сильным разворотом плеч, поманить его иллюзией свободы, надеждой, что, быть может что-то здесь зависело от него, чтобы затем отобрать, обернув вокруг запястий плотные, широкие ленты чёрной кожи с крепкими, тугими кнопками.

“Ты только мой, Акихито.”

— Ты даже не представляешь, насколько глубока эта бездна, малыш, — ласково провёл он вдоль позвоночника Аки, от шеи до скованных рук, проверяя надёжность креплений оков.

Он давал столько возможностей Акихито не спускаться вслед за ним. Пропадал на недели, исчезал из видоискателя его фотоаппарата, чтобы тот мог переехать, скрыться из квартиры, из города. Из страны. Останавливался, раздевая, в надежде услышать по-настоящему искреннее: “НЕТ!”. Смотрел в глаза, но видел лишь томный, сытый туман после секса, искусанные от страсти губы и мольбу остаться. Смешно, но даже сейчас, после всего случившегося, у Акихито было время, чтобы забрать свои вещи и уехать. Скрыться. Не иметь больше никаких дел. 

Асами…

Асами бы отпустил. Наверное. Возможно. Он не был уверен, но услышал бы требование. Которого не возникло. Акихито продолжал лететь на его ледяной свет зачарованным мотыльком, продолжал спускаться за ним в бездну, в надежде увидеть то чудовище, что скрывалось в полной темноте. Чудовище, которое ещё не видел даже сам Асами. Скрытое в крови, жестокости и смертях, оно дремало там, разбуженное лишь однажды, семь лет назад, но тогда Асами заставил его убраться как можно дальше и не тревожить больше его, ушёл сам, забылся в объятиях одноразовых любовников, имён которых не то что не запоминал — даже не узнавал.

Но Акихито был полон решимости не только спуститься в логово зверя, но и подёргать этого дракона за усы.

Что ж, за любой проступок следовало наказание.

— Мои дубовые панели, — скорбно покачал Асами головой. — Я три месяца ждал, когда их привезут из Италии. Ты — варвар.

Его спокойный, тихий голос не имел ничего общего с бурей, что поднималась в его груди. Но не от гнева, нет. Он даже не думал об этих панелях, он мог поставить себе какие угодно, даже с луны, если бы заплатил нужному человеку. Что такое месяцы для человека, который умел ждать годами. Когда-то он простил Акихито предательство, что там дубовые панели. Мальчика мог хоть ящик гвоздей в них заколотить — Асами плевать.

— Ты проигнорировал моё приглашение.

Он потянул на себя руки Акихито, заставляя того выгнуться и приподнять задницу.

Показать себя.

Великолепное зрелище.

Асами засунул под Акихито пару подушек, чтобы тому удобнее было лежать и не держать свой вес на коленях, но при этом тяжелее отодвинуться. Огладил выставленные ягодицы сначала взглядом, а затем и ладонью.

— Проник в мой дом.

Укоризненно покачал он головой, облизывая большой палец, и обвёл подушечкой сомкнутые, нежные, чувствительные края ануса Аки, с небольшим нажимом преодолевая лёгкое сопротивления и слегка входя внутрь. Не смотря на время без секса, Аки был расслаблен и раскрыт. Играл с собой?

— Испортил. Мои. Дубовые. Панели.

Довольно усмехнулся, сопровождая каждое слово движением пальца внутри тела Аки, дразня и распаляя его. Сильнее. Виртуозно нажимая на все самые чувствительные точки, которые он нашёл ещё в самый первый раз, от который, как он знал, тело фотографа содрогалось в сладкой дрожи.

— И как ты думаешь, какого наказания ты заслужил? — спросил Асами, вытаскивая палец.

Это потом. Заслуженное наслаждение.

А сейчас — боль.

Он размахнулся, хлёстко ударив ладонью по ягодице Акихито.

— Один удар за каждый гвоздь, Аки? Или два?

— Доставка была быстрой. А вот работа мастера, единственного в своей стране, — долгой и кропотливой. Уникальной. А ты оскорбил его труд.

Акихито оставался собой даже с раздвинутыми ногами; связанный и уязвимый, он спорил и дерзил, продолжая быть тем самым непослушным мальчишкой, который умолял его наказать. С истинной, настоящей непокорностью, исходящей из самой сути Аки, а не из желания угодить. Обычно любовники, с которыми развлекался Асами, слишком заискивали перед ним, старались предугадать каждое его желание, их неповиновение было наигранным и скованным, сразу же сменяясь подчинением при первой же возможности.

В глазах Акихито не было покорности. Но Асами увидел в них то, что привлекло его сильнее, чем к любому когда-либо — вызов. Проверку. Желание подчиниться, но лишь самому сильному. Акихито был склонен к мазохизму и послушанию, однако, чтобы добиться этого от него, требовалось доказать, что ты достоин. Асами потратил год на охоту, чтобы поймать и приручить этого дикого зверька, и вот он принадлежал ему. Полностью и без остатка. Но всё ещё мятежный, своевольный и гордый, всё ещё требующий доказательств власти над собой.

Асами даже не помнил, когда кто-то так смело разговаривал с ним.

Особенно связанный в его постели.

— Конечно, — с силой провел он пальцами по спине Акихито, оставляя на гладкой коже едва заметные красные следы. Согласился. С чем-то. Со своими собственными мыслями. — Ты всегда принимаешь моё приглашение. Всегда приходишь туда, где я.

Это точно не любовь.

То, что между ними.

Страсть. Одержимость. Болезнь. Безумие. Ни в одном языке мира не нашлось бы слова, чтобы описать их чувства друг к другу. Они просто больше не могли существовать по отдельности. Две стороны одной медали. Акихито всегда приходил к Асами, сколько бы ни прошло времени он возвращался снова и снова. А Асами пристально следил, не отпуская мальчишку из поля зрения ни на мгновение, чтобы тот не вздумал даже помыслить не вернуться.

Да. Наверное для Асами это и была любовь.

— Простить и отпустить? — насмешливо переспросил он. — Нет, малыш, мы с тобой уже прошли эту стадию.

Отношений…

Новое слово не прозвучало, но Асами прокатил его по языку, растирая вместе со вкусом губ Акихито. Они состояли в отношениях. Официальных. С той самой секунды, как он ответил согласием на просьбу Акихито забрать его себе.

Когда Акихито умолял забрать его.

В слезливых фильмах тогда случался переломный момент, когда длинноволосые лирические герои отрезали волосы и начинали новую жизнь. Асами отрезать было нечего, кроме порядком отросшей на тропическом острове чёлки, так что он обошёлся без красивых жестов. Тем более к этой чёлке Аки питал особые, нежные чувства, поэтому Асами лишь слегка укоротил её по возвращению в Токио, придал ей подобающий солидный вид и начал укладывать назад, в ожидании момента, когда же его фотограф уже вспомнит о своём желании вступить в отношения и придёт домой, чтобы разлохматить эту тщательно уложенную причёску.

Разумеется, он дождался. И сейчас смотрел из-под этой самой разлохмаченной чёлки на сгорающего от нетерпения Акихито, который пришёл к нему. Сам.

Снова.

И снова.

Вернулся опять.

Воспользовался приглашением.

Как было всегда. И как будет.

Акихито постоянно обвинял его в том, что он не отпускал, не позволял сбежать, но настоящая правда заключалась в том, что Асами дал фотографу уже столько шансов скрыться, сколько не давал ещё никому в жизни. Даже самому себе. Но Акихито он отпускал снова и снова, где-то в самой своей бездне надеясь, что мальчишка, наконец-то, улетит на обожжённых крыльях и больше никогда не вернётся.

Но Акихито возвращался всегда.

Потому что был слишком любопытным и хотел рассмотреть поближе, что же там таилось в глубине души загадочного бизнесмена. И были ли она вообще у него эта самая душа?

Асами не как все остальные люди. Он не выпячивал свой свет в попытках прикрыть черноту и грязь, наоборот, тьма была единственным, что лежало на поверхности и уходила далеко вглубь, скрывая тот самый проблеск огня и тепла на ледяном дне, что так манил Акихито.

Любопытный, глупый и влюбённый в свет мотылёк.

Забывший о том, что в самой глубине единственным светом были лишь чудовища и расплавленная, раскалённая магма, надежно скованная горными породами. И именно до неё Акихито и добрался, вызвав своей настойчивостью извержение вулкана, лава из которого уничтожала на своём пути каждого, у кого не хватило скорости или ума убраться как можно дальше.

У Акихито ума точно не было.

На самом дне неподвижной и холодной души Асами Рюичи скрывался огненный поток из бушующих эмоций, которые он обычно редко испытывал без посторонней помощи, ощущая лишь ровное спокойствие и скуку. Акихито же с самого начала заставлял его чувствовать.

Интерес, азарт, радость, злость, ревность, беспокойство.

Страх.

Ужас.

Любовь.

Отпустить? Ни за что в жизни.

Сложно отпустить того, кто сам подрезал себе крылья, лишь бы не улететь.

— О, про залитый ледяной водой паркет мы тоже поговорим, — пообещал Асами, кладя второй шлепок на задницу Акихито, на вторую ягодицу, для симметрии, украшая её пока ещё слабым росчерком красного. Когда он закончит, тело фотографа будет покрыто следами принадлежности бизнесмену.  — И простой поркой ты уже не отделаешься. Сколько там было гвоздей? Три? Четыре? — отбил он каждую цифру ударом ладони, пока ещё не особо сильно, лишь разогревая кожу и подготавливая. Но следы от его руки продолжали наливаться краской всё сильнее.. — Аки, малыш, я даю тебе единственный шанс назначить себе наказание самому и сказать мне количество гвоздей, за которые полагается штраф. Не упусти его. Иначе я сам установлю количество ударов.

Он не отказал себе в удовольствии щекотно пройтись кончиками пальцев по скованным рукам Акихито, огладить плечи и вернуться обратно по напряжённой, выгнутой линии спины, с изящно очерченными мышцами. Его красивый, чудесный мальчик, притягивающий к себе внимание бизнесмена каждым своим появлением.

Личный наркотик Асами.

Малыш, который принадлежал только ему. По праву.