николай с полминуты озадачено смотрит на прибитый к стене лоскут его рубашки, прежде чем обернуться к тамаре:

— ты кинула в меня топором?..

она непринужденно пожимает плечами.

— ты хотел меня сожрать.

больше ему сказать и нечего. убирать все свидетельства очередного происшествия им приходится самостоятельно: слуги все также не допускаются в его покои — в какой-то степени для их же блага; как они успели убедиться, предпочтения монстра на выбор жертвы не отличаются спецификой.
кто оказался ближе, тот и стал предметом анатомического интереса.

дэвид убирает трещину в стене, женя — кровоподтек с его скулы.
в какой-то момент с тамары монстр решил переключиться на толю.

как ни крути или не сиди в стадии отрицания, третий раз — уже закономерность. николай прячет видимые шрамы за дорогой тканью, но за чем спрятать демона — вопрос, достойный не одного собрания триумверата.

к собственному удивлению, самообладание не спешит ему отказывать: николай не светится своей улыбкой, но находит в себе силы запирать рвущуюся наружу панику; список того, что может пойти не так, рискует растянуться на бесконечность — и это не считая постоянного вопроса: что, если однажды он уже не вернется?

приходить к этому вопросу ланцов к остальным не спешит.
войдя последним в комнату, он обводит присутствующих взглядом и разве что не разводит руками, когда говорит:

— обстановка намекает, что если в центр стола сейчас поставить стакан молока, оно прокиснет через полминуты.

не говорит, что если подвинуть ближе к нему, то хватит и десяти секунд.

— сегодня ночью я чуть не прикончил близнецов, — напоминает, забирая бутылку виски из-за остекленной дверцы шкафа.

— не обольщайся, — подает голос тамара с усмешкой: действительно, утром николай выглядел хуже них двоих вместе взятых.
такая перспектива его вполне устраивает, если никто больше не пострадает.
остальное наверняка починит сафина.

— нет никаких гарантий, что не станет хуже.

и судя по выраженям лиц зои, жени и дэвида — так думает не только он один.