[indent] Вообще-то тревожность смешанная с паранойей стала для Ванды чем-то абсолютно нормальным. Особенно после Вествью и ее внезапного перемещения в другую вселенную на пару десятков лет назад к иной версии ее брата. Даркхолд сыграл с Вандой очень злую шутку, только тогда она поняла насколько магия проклятой книги может быть обманчива и даже своенравна. Даже в руках Алой Ведьмы, той, кто содержит в себе магию хаоса.

[indent] Природе ее способностей стала для нее сравнима с проклятием, чумной напастью, от которой она пыталась избавиться уже не раз. В лучшем случае выходом был конец ее жизни, а в худшем... пожалуй, дальнейшие предположения будут излишни. От начала опытов Гидры до получения Даркхолда, Ванде не оставалось ничего, только превращать свой страх перед собственными силами в ее самое сильное оружие, в могущество, которое было способно защитить ее от любой угрозы. Ну, почти. На самом деле, глупо было полагать, что во всех вселенных не было бы существ, не превосходящих ее по силе, желающих заполучить эту силу. В конце концов, даже Агата Харкнесс все еще оставалась жива, и Ванде меньше всего хотелось думать, какие еще планы могут созреть в ее больной головушке.

[indent] Она меняет места жительства едва ли не каждый день, прячется в самых глухих деревушках, и компанию ей составляет разве что Даркхолд, замаскированный с помощью магии под томик "Дориана Грея". В конце концов, одиночество становится нормой; а еще залогом безопасности не только самой Ванды, но и тех, кто когда-то был ей близок. Она почти не поддерживает связь с бывшей командой, однако, Щелчок многое разделил на "до" и "после", установив новый порядок, в котором совершенно не оставалось места для рефлексии и трудностях бытия. В этой перевернутой с ног на голову реальности теперь селится только отчаяние и боль от потерь. Впрочем, Ванда уже потеряла всех и до Щелчка, а тех, кому посчастливилось выжить, она старается не подвергать большей угрозе. Она сама как чума - уничтожает всех, кто приближается к ней, всех, кто когда-либо был ей дорог.

[indent] Когда путь приводит Ванду к Музею Лувра, в ее голове звучит недовольный голос Пьетро, сообщающего, что это место не самый лучший вариант для того, чтобы оставаться незамеченной. Она понимает это, но страстное желание увидеть то, что раньше было доступно ей разве что в книжках, преобладает над инстинктом самосохранения. В конце концов, в этой толпе вполне легко потеряться.

[indent] Она гуляет по бесконечным коридорам, в которых очень легко заблудиться, и почти теряется, погружаясь в красоту живописных картин и пугающе реалистичных скульптур. Складки и острые линии мрамора, высеченные руками гениев, на одно лишь мгновение дарят ей успокоение и возможность почувствовать себя обычным человеком, словно бы барышней из яркого рекламного ролика, которая каждые выходные прогуливается по улочкам Парижа, посещает лишь музеи и рестораны, наслаждается вкусом кофе и круассанов с джемом.

[indent] К сожалению, круассаны в джемом сегодня откладываются.

[indent] Краем глаза она замечает парочку мужчин, нескончаемо преследующих ее по музею. Они кажутся вполне нормальными посетителями, за исключением того, что их не волнует ни один экспонат в этом музее, за исключением Ванды. Странным остается лишь то, что они продолжают наблюдать за ней, не пытаясь ликвидировать в любой момент, когда она потеряет бдительность.

[indent] Тем не менее, становится понятно, что культурный отпуск для нее на сегодня окончен. Она испаряется из виду и спешит к ближайшему выходу, скрывая лицо за прядями волос и опустив взгляд. В потрепанном худи и джинсах ее можно принять за подростка, срочно скрывающегося с места своего "преступления", но прежде, чем Ванда успевает покинуть Лувр, врезается в чью-то высокую мужскую фигуру, и покачнувшись, едва не падает на пол. Мужчина же остается неподвижным, как скала, и в этот момент Ванда страшится даже поднять на него взгляд - кто бы не пытался обнаружить Ванду, кажется, у него это получилось.