Крупные снежинки скользят по мчащемуся в Лондон поезду, как будто совсем его не касаясь и создавая вокруг плотный белоснежный кокон. Метель за окнами усилилась, когда они только сели в поезд, даже не сумев проводить взглядами оставшийся позади замок. Лили всегда любила это делать, как будто в один момент могла не вернуться обратно. Как будто все страшные истории, рассказываемые родителями, могли случиться и с ней. Но в тоже время она точно знала, что такого не случится. Как минимум, ее отец сделает все, чтобы этого не повторилось. И какой бы он не был такой себе отец, аврором он всегда был отличным.

Сейчас же на замок даже не хотелось смотреть, потому что Лили отдала бы все на свете, лишь бы просто остаться там. А его громадный, врезающийся в хмурое зимнее небо пиками своих башен силуэт, напомнил бы, как много счастья там было в последние дни и как тяжела будет грядущая разлука. Не прощаться с замком взглядом, как будто мысленно все еще оставаться в нем, лелея в воспоминаниях каждую проведенную со Скорпиусом минуту. Как будто запечатлеть его сдержанный поцелуй на своей щеке, приравнивая его к самому сильному в мире амулету от всех проблем и тревог.

Улыбаясь самой себе, Лили не слышит разговоров подруг, пока Аманда не трясет ее за плечо, агрессивно призывая обратить на них внимание.

— Так как ты собираешься скрывать свои белые волосы? — любопытный взгляд сразу трех пар глаз заставляет Лили недовольно поморщиться. Ей хочется огрызнуться (и когда она только успела такой стать), что это не их дело и вообще они могли бы идти к дементору со своей глупой завистью. Но она делает глубокий вдох и ведет плечом, слегка улыбаясь.

— У меня есть шапка.

— Будешь ходить в ней все каникулы? — хохочет одна из девчонок, и Лили чувствует как закипает еще больше. Как же ее раздражают эти галдящие глупые курицы. Может быть, Скорпиус прав, и шляпа ошиблась с факультетом? Может быть, ей было бы лучше на Слизерине? Потому что в компании брата и Скорпи ей всегда было гораздо комфортнее, чем с ребятами со своего факультета. Хотя, возможно, она ошибается и все эти мысли просто подпитаны грустью от расставания.

— Отец вряд ли заметит, даже, если я сниму шапку, а мимо мамы надо будет проскользнуть, она наверняка приедет встречать Ала, — все же спокойно говорит Лили, решая, что она не может окончательно испортить отношения с однокурсниками. Еще чего доброго захотят из команды выгнать, а этого она совершенно не хочет.

На платформе 9 и 3/4 как всегда много народа. Встречающие и прибывающие шумят, радуясь долгожданным встречам и грядущим впереди праздникам. Лили забирает свой чемодан, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы, не приведи Мерлин, встретиться взглядом с матерью. Они еще на летних каникулах договорились, что Лили проведет зимние у отца, что было очень удачно в данной ситуации. Но мама запросто могла выхватить ее из толпы и прямо на перроне попросить объяснений, какого черта произошло с рыжими, как глина на заднем дворе бабули Уизли, волосами.

Помимо мамы, которую надо избегать, Лили ищет в толпе отца. Но его темной, вечно взъерошенной макушки, как на зло, нигде не видно. Не исключено, что он вообще забыл, что сегодня надо забрать дочь с вокзала. Как обычно, проносится в голове Лили, когда она выходит с волшебной платформы в магловское здание Кинг-Кросса. Тяжелый чемодан цепляется за все возможные выступы, заставляя ее тихо бормотать себе под нос проклятия. Маглам, дурацким ступенькам, а заодно и отцу, который снова, кажется, забыл, что у него есть дети.

Добираясь на магловском метро (слава тому, что Лили всегда любила шататься по Лондону и знала его) до площади Гриммо, она заходит в старый, спрятанный от любопытных глаз дом. Внутри тихо и все еще пахнет какой-то старостью и сыростью, хотя Лили уверена, что они делали здесь капитальную уборку около года назад. Но, видимо, этот многовековой запах просто впитался в стены, почти как оставшийся здесь висеть гобелен с генеалогическим древом Блэков.

Теперь уже вслух ругаясь, как заправский сапожник, Лили поднимает огромный чемодан в свою комнату, громко захлопывая дверь, как будто это может привлечь чье-то внимание. Как будто этот громкий звук действительно поможет призвать отца с работы, а не окончательно развалить старый дом. Посидев в комнате чуть больше часа и написав письмо Скорпиусу, Лили приходится спуститься вниз, чтобы взять одну из положенных отцу по работе сову. Вероятно, это будет не очень, что министерские совы летают по каким-то личным делам. Но не плевать ли?

Выпустив сову из окна, Лили слышит, как со стороны коридора слышится щелчок дверного замка, а потом мягкие явно уставшие шаги. Почему она уверена, что они уставшие? Потому что ее отец всегда предпочитал обычной жизни уматывание на работе.

— Здравствуй, папочка, — складывая руки на груди, Лили прислоняется к дверному косяку. Она так злится на отца, что даже забывает о своем намерение, хотя бы при первой встрече спрятать белые, как чистое снежное поле, волосы.

Лили смотрит как снежинки тают на темных с легкой проседью на висках волосах отца. Он выглядит вымотанным. Ничего нового в принципе, но ей становится немного стыдно, что она злилась на него, когда в полных усталости глазах появляется улыбка. Специально для нее. Только для нее. Отец всегда улыбался рядом с ней, и сейчас Лили уже не понимала, улыбался он потому что был счастлив или только ради нее. Но даже, если второе, ей хотелось быть причиной хотя бы кратковременного и эфемерного счастья,  проскальзывающего в глазах отца.

— Нет, я доехала на метро. Ты же знаешь, мама бы не отпустила, если бы увидела, что ты не приехал, — а еще точно не отпустила бы без объяснений, когда увидела бы новый цвет волос своей дочери. Волосы, черт! Лили не успевает что-то с ними сделать, потому что отец, делая шаг вперед, касается губами ее лба. Поцелуй получается очень холодным, но лишь из-за того, что отец только с улицы.

— А, да, — голос Лили становится значительно тише, чем за минуту до этого, а сама она как будто вжимается в дверной косяк, ожидая реакции отца. То, что он не будет ругать, нет сомнений, но отреагировать как-то не так все же может.

Испытывая на себе взгляд таких похожих на ее собственные глаз, она неуверенно кусает губы, когда отец, как будто обдумывая своей вердикт, проводит по белоснежным волосам. Это странно, но его слова значат гораздо больше, чем может сказать кто-нибудь другой из их семьи. Даже мамина реакция (которая вряд ли будет радостной) не значит так много, как реакция и мнение отца. Он как самый главный мужчина во всей ее жизни (медленно, но верно смещаемый другим).

— Спасибо, — убирая прядь светлых волос за ухо, Лили с облегчением выдыхает. Ей хочется сказать, что для нее важно его мнение, но она почему-то так непривычно смущается своей искренности, прячась за ту же прядь, которая еще секунду назад была убрана за ухо.

Необычно и непривычно — отец определенно хотел сказать что-то другое, но, видимо, сдержался. Он говорит аккуратнее, чем тот же дядя Рон, который при встрече непременно ляпнет какую-нибудь фигню.

— Может, тогда бабуля не захочет запихнуть в меня все приготовленные пирожки? — смеется Лили, которая, конечном любит все угощения бабули Молли, но толстеть в только что начавшихся отношениях, идея не из лучших, — Ты видел прическу дяди Рона? Его мнение не авторитетно, — она с радостью прижимается к отцовской груди. От него пахнет сигаретами, уличным холодом, пыльными министерскими бумагами и усталостью. Но не смотря на это сочетание, Лили сейчас спокойно и легко. Потому рядом с ним не страшно даже самое злое зло в мире. Даже, когда все дети по ночам боялись подкроватных монстров, Лили просто предупреждала прячущихся в темноте мерзавцев, что если те посмеют выйти, то им придется иметь дело с ее папочкой.

— Все хотят понаделать гадостей под Рождество? — выныривая из отцовских объятий, спрашивает Лили, стягивая с того шарф и протягивая руки для куртки, — Я подумаю, — почти строго говорит она, но сразу же, усмехаясь, добавляет, — Одним кафе-мороженым ты теперь не отделаешься!

Повесив мокрую от снега одежду на вешалку, Лили обгоняет идущего мыть руки отца.

— Что хочешь на ужин? — не то, чтобы в ее арсенале было так же много блюд, как у бабушки, но накормить голодных братьев и отца она уже умела. Заходя в находящуюся на нижнем этаже кухню, Лили проверяет запасы еды, решая, что довольно сложно готовить деликатесы, когда готовить их не из чего. Видимо, запасы еды папа покупал только к ее приезду, а они с Джеймсом (если тот и бывает в этом доме вообще) питаются какой-то альтернативной едой. Например, огневиски, бутылка с которым в отличие от, скажем, хлеба стоит на полке.

— Нууу… — осматривая шкафы, она придирчиво достает оттуда какие-то сомнительные банки, выбрасывая те в мусор, — Как ты относишься к яичнице и фасоли с томатном соусе? — доставая все ингредиенты, Лили с сомнением осматривает их, надеясь, что хотя бы это еще не до конца испортилось, — Садись, сейчас сделаю чай, а потом ужин, — она с довольной улыбкой ставит перед отцом чашку для чая, отправляя налитый водой чайник греться.

Лили хочется поговорить с отцом, потому что он всегда слушал ее внимательнее других, рассказывая взамен какие-нибудь интересные истории. Но сейчас слишком жалко нагружать его разговорами, поэтому она начинает болтать сама.

— Я ходила на святочный бал, — пропуская момент, с кем именно, она продолжает, разбивая куриные яйца на шипящую сковородку, — Мы с мамой купили такое красивое платье, ты бы видел! — с горящими от восторга глазами Лили поворачивается, встречаясь взглядами с отцом и широко улыбаясь, — Оно изумрудного цвета, мама сказала, что оно идет к моим глазам и волосам… Ну, а потом волосы стали другого цвета, и все на балу думали, что я слизеринка, — она кривит губы в беззвучном «упс» и разводит руками в сторону.

Чайник, закипая, гремит крышкой, разбрызгивая воду в разные стороны. Убирая из-под него огонь, Лили достает из тумбочки разноцветную немного несуразную прихватку,  наверняка, привезенную от бабули Уизли. Она наливает горячий чай в большую отцовскую кружку, на дне которой уже лежат черные чаинки.

— А потом можно будет погадать, уже вижу, что на эти праздники тебя ждеееет… — возвращая чайник на место, она становится за отцом, упираясь локтями в его плечо, — Новый свитер от бабули, набор для чистки дымохода от дяди Рона, крутые перья от тети Гермионы, а еще новые впечатления, — Лили смеется, не сразу отходя от отца, — И соскучившаяся дочь рядом, — коротко обнимая его, она лохматит темные, как у братьев волосы, вспоминая, как часто мама сетовала, что с этими волосами ничего не возможно сделать приличного и хорошо, что у Лили они не такие.